Глава 10
Катя стояла и, с силой сжимая в исхудавших руках поручень, смотрела в окно на проносящиеся мимо нее пустые поля, покрытые снегом, и изредка мелькающие лысые рощицы. Стука колес поезда она даже и не слышала из-за своих мыслей. В ее голове до сих пор не укладывались события последних дней.
Для нее это был какой-то кошмар, какой-то страшный сон, который затянулся. И война, и всё, всё это… Реальностью все это она считать не могла, просто не могла. Хотелось поскорее ущипнуть себя за руку, проснуться, вдохнуть кислорода и осознать, что все закончилось, сон закончился, и бояться теперь нечего. Но, к сожалению, это была жизнь, ее настоящая жизнь, так что сколько бы Катя себя ни щипала, а проснуться бы она не смогла.
С нагрузкой на работе она не заметила, что Митя стал кашлять — списала все это на обычную простуду, изредка давая ему молоко с медом. Но оказалось, что это вовсе не обычная простуда, а самая настоящая пневмония. Только поздно выяснилось все это.
В Куйбышеве Митю вынесли из вагона на носилках и положили в железнодорожную больницу — благо, в соседнем вагоне ехал врач, Виктор Григорьевич Латышев. Он же вызвал главного врача и с помощью убеждений и требований все-таки выхлопотал, чтобы Катя смогла остаться с дочкой у главврача, чтобы наблюдать за сыном.
Все несколько дней Катя не отходила от кровати сына, которому становилось только хуже, изредка забегая домой к главврачу, чтобы проведать Настеньку. Ночи она также проводила у кровати Мити.
Спустя неделю Катя с дочкой смогла не без помощи того же Латышева попасть на поезд. Митя умер на третий день нахождения в больнице. Когда прекратился кашель, не осталось ничего, ничего, кроме ничтожества жизни. Катя до сих пор помнила, как на ее глазах опускали маленький гробик в сырую землю, пока вокруг блестел снег на солнце. Где-то среди этого снега она видела своё разорванное сердце.
Ещё два дня после похорон Катя не могла подняться с постели, смотря пустым взглядом в светлый потолок. Она не могла ничего с собой поделать — просто не могла ни ходить, ни сидеть, ни есть, ни дышать, только плакать. Она была опустошена, раздавлена, разбита. Она просто не знала, что ей делать дальше. Все это время рядом мелькало маленькое лицо Настеньки, на котором блестели слезы. Именно это привело Екатерину в чувства и заставило двигаться дальше.
Сейчас Катя стояла в тамбуре и бездумно смотрела в окошко на проносящиеся мимо неё советские просторы; Настя спала в купе. В ее черных, ставших огромными за эту неделю глазах застыло выражение скорбного ожидания, пугавшее дочку. Мысли ускользали от женщины, она не успевала да и не хотела следить за ними — из головы не выходил вид с маленьким холмиком и скромным деревянным крестом над ним. Она не верила, что где-то там, далеко, остался ее сын, мёртвый сын, что она куда-то едет, а он — лежит в промерзлой земле. Такого просто не бывает…