Это было во сне и в книге про Седхи…
— А Эйкундайо?
Он задумчиво потёр подбородок.
— Нет, не знаю.
— Галахиец, такой парень с голубоватой кожей и татуировкой… С длинными белыми волосами… Да у нас в отделении лежит похожий пациент!
Ингвар нахмурился:
— Галахиец? Будем надеяться, он останется там навсегда. А вот тебе больше не стоит к нему приближаться.
Ну да, ну да, конечно.
— Ладно, а… малахитовый замок? Чьё детство там прошло? Точно не моё — и всё же от него такая ностальгия… А рат-уббианский принц Ир-Седек? Как он оказался в книге франкфуртского психиатра? И что это ещё за Рат-Уббо? А Агранис? Мне всё время приходит на ум: «Агранис, Агранис, священный город певчих птах…» Что за птахи такие? И Радош…
— Эмпирика, прекрати, — качал головой собеседник, — ты должна…
— …вспомнить сама, да. И я пытаюсь! Но ты ничуть не помогаешь! — внутри закипала досада. — Я даже не знаю, какую роль играю в том мире, кроме того, что миллион раз бессмысленно воплощаюсь в другом! И почему, скажи на милость, голубоглазый король смотрит на меня во снах с такой пронзительной печалью, что хочется выть? И почему светловолосые девы глядят с такой ненавистью?! Я что… Что я сделала?..
Мария Станиславовна шумно выдохнула, как чайник на раскалённой плите, и остановилась перевести дух.
А Ингвар, точно громом поражённый, уставился на неё с открытым ртом, не сразу подобрав слова.
— Господи, Эмпирика… Ты не говорила! Ты не говорила, что видела их. Они… Но нет, ты сама вспомнишь, обязательно вспомнишь — теперь я уверен, что на этот раз ты вспомнишь всё! О Предвечный Свет! Будь сильной, Эмпирика, когда ты вспомнишь их имена и судьбы. О, я знаю, ты будешь сильной, сильнее, чем когда-либо прежде. Ради Ингрида. И, знаешь… Я тоже вижу их. Каждый день.
Когда-то Мария Станиславовна любила научные конференции. Она восторженно внимала докладчикам, словно носителям некого тайного знания, которым они милостиво делятся с избранными. Однако теперь этот романтический ореол был разрушен.
Они снова и снова повторяли что-то о доказательной медицине, психофармакологии и нейровизуализации, но никто толком не мог объяснить, что такое сознание, психика и какова, в сущности, природа психических расстройств. Они прикрывались сложной терминологией да статистическими расчётами, притворяясь — или вправду веря, — что критериями и классификациями можно заполнить зияющую прореху в их знании о предмете, о котором они говорили с такой непробиваемой самоуверенностью.
Впрочем, их критики были ничем не лучше. Последние, отвергая полностью достижения первых вместе с наукой как таковой, срывались в тёмную пропасть мистики и эзотерики, в которой могли беспрепятственно городить всё, что душе угодно.
«Мир до конца непознаваем, — к такому неутешительному выводу пришла Мария Станиславовна с годами, — по крайней мере, на этом уровне бытия».
Впрочем, переменив благодаря другу пессимистический настрой на безмятежный, она теперь не считала научные искания пустым и бесплодным усилием. И, собираясь в очередной раз прочитать дурацкий доклад на дурацкой конференции, в глубине души всё же хотела верить, что в этом может быть хоть крохотный смысл. Пусть незначительная, но всё-таки польза. Ибо то, что намеревалась она рассказать, хотя и не будет, вероятно, принято и даже понято большинством слушателей, но, быть может, заставит кого-то задуматься о неполноценности современных знаний о мире, напомнит об истинном назначении любых научных теорий и концепций. О необходимости объяснять наблюдаемые явления, а не только описывать и предсказывать их.
И не важно, насколько загадочны эти явления или как невероятны предлагаемые объяснения. Критерий истинности — отнюдь не проверяемость, а полнота и глубина понимания бытия во всей его многогранности и взаимосвязанности.
Впрочем, она так и не приступила к работе над докладом, а откладывать дальше было нельзя. Очередной звонок с кафедры ворвался непрошеным гостем в беспечность задушевных бесед — конечно, она заверила, что вовсю готовится к выступлению, — зато принёс благую весть о том, что ввиду чрезвычайной важности предстоящего мероприятия ей разрешают временно не ходить в отделение. К тому же именно в нём, как на грех, произошло нечто весьма неприятное, да ещё дважды. Сначала, несколько дней назад, одного пациента забрали на скорой в реанимацию другой больницы — той, где пройдёт конференция, кстати — из-за нейролептического синдрома, развившегося из-за слишком высокой дозы назначенных препаратов. А ещё один сегодня сбежал. Теперь грядут всякие проверки и разбирательства. Ординатору лучше пока там не маячить.