Однако после нескольких донесений пограничных отрядов феоссаров о похожих существах, прилетающих с Тёмной стороны через Льдистый пролив и кружащих над Галахийскими скалами, Советом Эгидиумов была направлена специальная экспедиция за Сумеречные Рубежи, к одному из когтей Чиатумы, участники которой бесследно исчезли.
Но по-настоящему о демонах в столице забеспокоились только после Тазганского инцидента, который, по мнению наиболее встревоженных граждан, не обошёлся без участия этих зловещих тварей.
Через несколько лет демоны атаковали северо-западные границы Галахии, однако когда королевские воины прибыли на подмогу, они обнаружили лишь растерзанные шатры местных жителей на чёрной выжженной земле, покрытой едкой слизью с грибовидными пенящимися наростами — и ни одного тела. Несколько феоссаров отправились в погоню через Льдистый пролив, к когтистым выступам Чиатумы, но никто не вернулся.
На какое-то время враг затих, но после снова объявился на Джаобе, приведя к массовому бегству нуаров на соседние земледельческие угодья, небольшие острова Гнат и Мис, что сопровождалось недовольством местных крестьян. А Чиатума между тем добиралась до заброшенного Тазга, превращая и прежде неплодородную почву в безжизненную чёрную пустошь. Добиралась медленно, но неумолимо. И до Джаобы. И до Галахии.
И после — многолетнее затишье. До вчерашнего дня, когда Стражи Мостов заметили чёрных тварей близ Карахии.
В игнавианских трактатах, которые, как полагала Эмпирика, могли служить для Карвалахия и других исследователей основным источником сведений о Чиатуме, история Тёмного континента излагалась более подробно, перемежаясь пространными описаниями малопонятных философских концепций и многочисленными отсылками к некой «Книге Аш-Тарагата», о которой в королевстве никто никогда не слышал.
К величайшему огорчению принцессы, страницы нескольких манускриптов отсутствовали, а некоторые фрагменты текста были написаны на неизвестных языках, которые не смог расшифровать даже сам верховный Эгидиум.
Порой Эмпирика подолгу вглядывалась в пожелтевшие страницы, испещрённые странными буквами, некоторые из которых походили скорее на рисунки или изломанные линии, и пыталась представить себе, какие тайны они могут скрывать. Перед её взором проплывали древние города, затерянные в бескрайней пустыне, островерхие крыши причудливых башен под толщей мёртвого океана, колонны мраморных дворцов, застывших над бездонной пропастью, в которых танцевали призраки. Она мечтала, что однажды постигнет смысл этих загадочных надписей, которые иногда казались смутно знакомыми…
Хранитель насилу увёл её с залитого дождём балкона и усадил в кресло, укрыв тёплым пледом, но Эмпирика так и оставалась дрожащим безмолвным камнем.
Он быстро оставил затею уговорить её пойти на праздник — теперь было совершенно очевидно, что принцесса не в том состоянии, ибо ещё не оправилась после досадной болезни.
К счастью, это была не та болезнь, что недавно унесла с десяток жизней в Карахии, и, по слухам, вовсю бушевала на Рат-Уббо и некоторых других островах, а всего лишь студёная лихорадка — так, по крайней мере, уверял мастер-целитель. На тревожные замечания пытливой Эмеградары о том, что для обычной лихорадки помрачение сознания нехарактерно, учёный лекарь ответствовал: мол, во время ослабления организма вследствие чрезвычайного волнения или истощающего заболевания у впечатлительных особ проявляются какие-то «наследственные предрасположенности».
Хранитель тогда не очень-то понял, а Эмеградара совсем опечалилась и больше ничего не спрашивала.
Вот незадача: нужно опять звать мастера-целителя — и в то же время нельзя оставить принцессу одну! Какое счастье, что лекарь пришёл сам — мысли он читает, что ли?
Целитель, весьма немолодой худощавый господин в длинном светлом балахоне и высоком тюрбане, чей извечный прищур придавал взгляду выражение вдумчивой проницательности и непроницаемой загадочности, а невнятный оттенок смуглой кожи выдавал родство с аюгави, бегло ощупав лоб и руки оцепеневшей Эмпирики, без лишних разговоров, привычным движением справившись со стиснутой челюстью, влил ей в рот добрую половину какого-то пузырька, так ловко извлечённого то ли из кармана, то ли из аккуратного кожаного саквояжа, что Хранитель даже не успел заметить, откуда именно.
— Нилькеастровая вытяжка с парой капель настоя уфтабийской пыльцы, — с едва заметной самоудовлетворённой улыбкой знатока своего дела ответствовал целитель, поймав его встревоженно-недоумённый взгляд. — Снимает нервное напряжение, растормаживая мозговые центры, ответственные за релаксацию.