Она невольно прыснула беззлобным смехом, но Эмпирика не обратила внимания.
— Пожалуйста, она мне очень нужна.
ГЛАВА 13. КОЛЫБЕЛЬНАЯ ИВ
Меж шатров снова носилось весёлое щебетание множества голосов.
На сцену вышли девушки в голубых платьях — те, которых Эмпирика видела у ручья.
— Братишка, — что-то чёрное со смехом накинулось на молчаливого рат-убианца. — Думал, я тебя не найду? А ведь твои мысли порой возникают в моей голове.
С удивлением Эмпирика узнала Дэсту.
Они переглянулись.
Только бы не пришлось опять разговаривать: теперь это почему-то казалось нелёгкой задачей.
— Вижу, вы с Дэ́йдженом уже знакомы, — хмыкнул недавний соратник. — Ординарец короля, похитивший его дочерей, стоило на денёк оставить их без присмотра.
«Вообще-то нет», — молча подумала Эмпирика. Хотя она могла и раньше догадаться: кто бы ещё стал им помогать, как не таинственный юный феоссар, о котором заговорщицки шептались старшие сёстры, намекая на его неподобающе взаимный интерес к Эмеградаре.
— Завтра уезжаешь домой? — невозмутимо осведомился Дэйджен.
Пожалуй, это была первая — и единственная — фраза, которую Эмпирика от него услышала.
— Точно так, — улыбнулся Дэста. — Не беспокойся, маме и сестрёнкам я накупил подарков от нас обоих.
Послышалась музыка флейты и лютни.
Все взгляды вновь устремились на сцену.
Девушки начали петь.
— Что это за язык такой? — тихо спросила Эмпирика.
Прежде она подобного не слышала, но слова отчего-то казались смутно знакомыми. Точно пришли из какого-то странного забытого сна…
— Старый радошианский, — объяснила Эмеградара. — Восстановлен по фрагментам древних рукописей и надписям на камнях. Эгидиумы, разумеется, его не признают.
Навязчивый мотив проникал в самое сердце, пробуждая смутное чувство светлой печали. И другое: скрытое, тёмное, непонятное. Какую-то чёрную тревогу, смешанную с необъяснимым стыдом.
«Такое чувство, будто меня здесь быть не должно», — с досадой подумалось Эмпирике. Будто она — неуместное чёрное пятно, омрачающее всеобщий праздник.
«…как призрак проклятых дорог на перекрёстке тёмных дум», — подсказал голос аюгави, такой же задумчивый и ледяной, каким принцесса слышала его в последний раз: после лекции отсутствие Дары разверзлось прорехой тишины на месте успевшего стать привычным задорного смеха.
Когда песня закончилась, сменившись заводной мелодией колёсной лиры, это тягостное чувство стало невыносимым.
— Пойдём танцевать, — улыбнулась Эмеградара.
Её спутники-агранисцы вместе с юношами и девушками из соседних палаток уже направились к сцене, занятой музыкантами в красных кафтанах, возле которой собирался весёлый народ в ярких костюмах, пускаясь в пляс.
— Вот ещё, — буркнула Эмпирика.
— Пойдём, это просто. Проще, чем воевать, — Дэста со смехом протянул руку, но она невольно отшатнулась.
Смущённая полуулыбка. Затаённая тревога. Тяжёлая, едва скрываемая горечь.
— Я тут подожду.
Она осталась одна у шатра и долго смотрела на фигуры, кружащиеся в танце. Тихий ветерок, жёлтые цветы, душистые травы, тепло огня, музыка флейты… Всё словно отдалилось, заволоклось пеленой чёрного тумана.
Откуда-то повеяло холодом, и замёрзшие пальцы ног зябко съёжились в непросохших ещё ботинках.
Нет, ей здесь определённо не место.
Эмпирике захотелось уйти куда-то, спрятаться, укрыться с головой — раствориться в этой внутренней черноте, только бы не темнеть досадным пятном в глазах, мечущих весёлые искорки.
Никто не обращал на неё внимания, — она знала, — и всё же не могла отделаться от ощущения, что со всех сторон к ней прикованы чьи-то недобрые тяжёлые взгляды.
Перейдя ручей, Эмпирика вернулась на притоптанный луг, где недавно гремела битва. Она миновала одинокий сарай и взобралась на холм.
Ветер доносил обрывки музыки и пения — тихие, призрачные, словно из другого мира.
Заметно похолодало, и даже свет солнца как будто потускнел.
Эмпирика плотнее закуталась в чёрную накидку и спустилась со склона в узкую тенистую низину, откуда странная сизая дымка поднималась к вершине соседнего холма. К чёрным руинам, куда держала она путь.
Остатки давно разрушенных ступеней. Обломки громадных камней, усеявшие склон. Приглядевшись, она различила на них подобие древней резьбы — или это были просто природные следы времени?
Руины, вросшие в холм, затянутые у подножия густым кустарником, торчали острым шипом, застывшим в дерзком стремлении пронзить небо.