Пролог. Отец и сын.
Поздним вечером мерный отзвук тихих капель дождя, отсчитывающий гулкое эхо шагов, доносился сквозь раскатистый гром. Приятная, тёплая роса скатывалась вниз по крыше особняка, возвышающегося посреди пустой городской аллеи. В низком небе за облаками виднелся бледный полумесяц, удивительно, за ним выглядывал ещё один, только чуточку ярче, светлее и выше, — а, может, где-то за тучами прятались и другие? Возможно. Но звук трепетно отзывающихся в сердце шагов, сменившись сначала секундным затишьем, следом обратился скрипом открывающейся двери.
— Папа! — прозвучал неестественно писклявый голос, стоило дверным петлям отвориться. Смутившись от изданного звука и прикрыв рот рукой, мальчик лет пяти неуклюжим движением попробовал спрятать под подушкой увесистый томик. Получилось у него это из рук вон плохо: книга была больше его махровой головной опоры раза этак в полтора, да так, что пёстрые, значительные узоры продолжали выглядывать из-под своего нежеланного укрытия.
— Что это я вижу? За окном чудовищ страшных властвует пора, тот час, тот миг, тот весь антракт, когда упырь, вампир, вервольф, урод и прочий сброд устроить пир себе велит, ты, господ мой юный грёз, заместо сладкого морфея в постели с книгой коротаешь свой досуг — как выразился бы наш общий друг, — вошёл в комнату мужчина тридцатилетнего возраста с длинными, поразительно белыми волосами, острыми чертами лица и с красивой в целом внешностью, во фраке, в брюках и без галстука. — Прошу простить за мой ужасный слог, я не наш друг, — прикрыл он за собой дверь и с играющей укоризной произнёс: — Так-с, почему ты не спишь? Уже ночь на дворе, дети обыкновенно спят в это время, если ты забыл. Мой дорогой Арравел.
Комната, в которой они находились, как и полагается, была наполнена роскошью. Большая, обитая золотом, темная кровать с балдахином, стол из красного дерева, на котором стояла горящая свеча, хрустальное зеркало, мирно висящее на стене, и огромное, ростом с человека, окно с видом на ночной город. Прекрасный, загадочный, но простой и до глубины прелестный, словно столица какого-нибудь небольшого королевства — таким городом представлялся родной дом для многих и многих тысяч жителей северной гряды.
И лишь в компании своего сына Герцог Морт Осмер де Марго — кем был этот улыбчивый мужчина — мог себе позволить пребывать в подобном превосходном расположении духа и вести себя столь непринуждённо.
— Не-а, отказываюсь. Не хо-чу, — скрестив руки на груди, надув губы и отведя взгляд в не менее интересную, чем расписанный безвкусными узорами лист, стену, сказал наследник.
— В самом деле? — приподнял мужчина бровь, подсаживаясь рядом. — Я-то думал, ты собирался погулять со своими друзьями. Разве нет?
— Да... собирался... и всё ещё собираюсь, — категорически покачал мальчик головой.
— В таком случае, полагаю, кровать не ждёт. Скорее ложись спать, набирайся сил и веселись на здоровье весь завтрашний день. У тебя не будет занятий, — махнул отец рукой, — я займусь своими делами. Так что давай, дело за малым: только лишь уснуть. Я потушу свет.
— Нет, — продолжал он упираться, сохраняя обиженный вид. — Пока ты не прочтешь мне историю на ночь, я не пойду спать. Хм!
Подумав о том, что легче будет согласиться, Герцог тяжело кивнул:
— Ладно-ладно. И что же мне тебе прочитать? — и, закатив глаза, сдался.
Услышав ответ отца, мальчик достал из-под подушки неловко спрятанную книжку и с сияющим лицом протянул её мужчине. Тот осторожно взял её, взглянул на обложку, поверх которой большими буквами было написано «История о Короле Демонов Балнааксе и Герое Сангвине Демоноубителе», открыл первую страницу и голосом, что был подобен мудрым старцам, начал читать…
«Давным-давно, много-много лет назад, когда на свет ещё не родился Великий Некромант, когда летосчисление шло от сотворения мира, а сам он не был поглощён пламенем непрекращающихся войн, началось пришествие Короля Демонов. Черти. Бесы. Чудовища. Дьяволы. Отродья греха. Сотни тысяч порождений Злого Бога, как лавина, неисчислимой ордой хлынули на Переллум, поджигая и убивая всё на своем пути. Лишь выжженная земля, хладные трупы, опороченные души и разрушенные по основание дома одиноко оставались позади. Отчаяние и страх охватили людские умы. Они, гораздо более страшные, чем есть само вторжение, стали следствием выявления человеческой сути, коя выплеснулась наружу с ужасающими последствиями. Неспособные защитить родной дом, люди впали в безумие. Задыхаясь в предсмертной агонии, без шанса на победу, человечество, а вместе с ним и весь разумный и неразумный мир уже было готово сойти со сцены мироздания в грызне между собой. Однако…»