Лидочка положила пирог к себе на тарелку и взяла десертную ложечку, чтобы начать есть.
Марина сидела на кухонной табуретке, как курочка на насесте, положив ноги на перекладину, опустив голову и перебирая руками край фартука. Наконец не выдержала, решительно вскинула голову:
- Знаешь, Лидочка, иди домой. Я пирог тебе с собой заверну.
- Ну и пойду! – обиделась Лидия Петровна. – И пирог мне твой не нужен. Сиди, млей от счастья. Скоро оно явиться - не запылится. Тогда вспомнишь меня, только меня не будет.
Она резко поднялась, с шумом отодвинув свою табуретку, и пошла в коридор одеваться.
- Куда же ты денешься? – встревожилась Марина, семеня следом за подругой в коридор. Она уже пожалела, что вспылила и сказала обидные слова подруге.
- Я шла предупредить тебя, что уезжаю на Новый год в санаторий. Хотела попрощаться. А ты, вон как подругу принимаешь.
- Прости, прости, Лидочка, останься. Чай попьем, - сразу смягчилась Марина, пытаясь ухватить подругу за локоть.
- Нет уж, - вырвала руку Лидия, - пойду, а то еще хуже разругаемся, - сказала она, надевая пальто.
- Возьми тогда хоть пирог, пожалуйста!
Марина пихала в руки Лидии большой кусок пирога, завернутый в вафельное полотенце.
- Ладно, - не устояла Лидия. Пироги у подруги получались очень вкусные.
Закрыв за Лидой дверь, Марина подошла к зеркальной дверце двухстворчатого шкафа, втиснутого между стеной и другой дверью в комнату. Коридорчик, он же прихожая, был узенький. Вдвоем не разойдешься.
С той стороны зеркальной поверхности на нее устало смотрела невысокого роста худенькая женщина с большими карими глазами, излучающими мягкий свет, как светильник, на который для уменьшения яркости накинули темную ткань. Прическа «Ракушка» - все та же, что и сорок лет назад. Хотя волосы уже не такие пышные, как раньше. От этого «ракушка», выглядела приплюснутой, как неудачный пельмень. Марина попыталась выпрямить спину, опустив и развернув назад плечи. Грудь приподнялась и оттопырилась, приободрившись, что про нее вспомнили. «Я еще ничего, - подумала Марина, – бывает и хуже». Она завела правую руку за голову и ощупала холмик на спине между четвертым и пятым позвонками. Тщательно растерла его. Но он никуда не делся. «Надо бы в бассейн записаться», - подумала она. Но сердитый голос из-за спины проворчал: «Ага, … уже полгода записываешься». Женщина сделала пару круговых движений руками, как будто плыла, и отмахнулась от ворчуна: «Можно и дома позаниматься». Приблизив лицо к зеркалу, Марина слегка постукала пальцами по синим припухлостям под глазами. «Хотела к косметологу сходить. Ну да ладно, потом как-нибудь, после Нового года. Сейчас Ниночка приезжает, деньги будут нужны», - подумала женщина и, засучив рукава, бодро направилась на кухню, напевая детскую песенку.
Марина ждала дочь тридцатого декабря вечером. Но из-за бурана рейс задерживался. Прилетела Нина только тридцать первого утром.
Мариночка не спала всю ночь, переживала, как доченька долетит. Молилась Богородице, чтобы полет прошел нормально. Она всегда так волновалась. Не могла ничего с собой поделать. Подруга Лида часто говорила ей: «Ты, Маринка, не можешь жить без страданий. Самомазохистка, что ли? Если бы Нины не было, то чем бы ты жила? Сама- то ты чего хочешь? Есть у тебя какие-нибудь желания?»
На это Марина всегда отмахивалась привычной фразой: «Я же мать. У меня душа за нее болит».
На следующий день Нина позвонила, сообщив, что самолет сел в восемь утра, и она скоро будет дома.
Прислонившись лбом к оконному стеклу, и, опираясь локтями на подоконник, Марина стояла долго, пока спина не начала ныть и болеть. С кряхтением распрямилась, отошла от окна, чтобы во второй раз разогреть курицу с картошкой. В это время раздался звонок в дверь.