— Черт! — с чувством пробормотал Крэг, но открыл мобильник, поднес к уху и поздоровался.
— Доктор Бауман! — произнес взволнованный, хорошо поставленный голос. — Я звоню в связи с Пейшенс. Ей стало хуже. Я думаю, что она действительно очень больна.
— Что с ней случилось, Джордан? — спросил Крэг. Он видел, что Леона, услышав сигнал телефона, обернулась. Крэг беззвучно, одними губами, прошептал имя, и девушка в ответ кивнула. Леона прекрасно понимала, что это означает, и Крэг по ее лицу догадался, что они думают об одном и том же — их выход в свет находится под вопросом. Если они опоздают в филармонию, то, для того чтобы занять места, им придется ждать антракта. И предстать во всем параде им не удастся.
— Не знаю, — ответил Джордан. — Она выглядит очень слабой. Мне кажется, что она даже не в силах сидеть.
— Какие еще симптомы, кроме общей слабости?
— Думаю, нам следовало бы вызвать «скорую» и отправить ее в больницу. Она сильно возбуждена, и это меня беспокоит.
— Джордан, если обеспокоены вы, то и я не могу не тревожиться, — успокоительным тоном произнес Крэг. — Каковы симптомы? Ведь я утром был у вас. Обычные жалобы. С тех пор произошли изменения? Если да, то какие именно?
Пейшенс Стэнхоуп была одной из тех пациентов, которых Крэг называл проблемными, и была в этой команде самой худшей. Каждый врач сталкивается с подобными людьми. Одни просто занудничали, другие говорили только о своих болячках, имевших, как правило, либо чисто психосоматический, либо фантомный характер. Этим людям нельзя было помочь даже нетрадиционной медициной. Какие бы средства ни применял Крэг, у него ничего не получалось. Как правило, такие больные находились в депрессивном состоянии, были подвержены нервным срывам и отнимали уйму времени. С появлением Интернета они стали сами определять свои болезни и проявляли поистине творческий подход к делу. Эти люди требовали длительных бесед и нежного обращения. Раньше Крэг, поняв, что имеет дело с ипохондриком, старался встречаться с ним или с ней как можно реже. Он поручал их заботам фельдшера или медицинской сестры, а в тех случаях, когда ему удавалось убедить их в необходимости серьезного лечения, — к узким специалистам. Главным образом — к психиатрам. Но сейчас, в новых условиях, прибегать к подобным уловкам стало трудно. Составляя, если верить отчетам бухгалтера, лишь три процента больных, проблемные пациенты отнимали более пятнадцати процентов его драгоценного рабочего времени. Самым ярким примером этому служила Пейшенс. Последние восемь месяцев он посещал ее раз в неделю, и чаще всего не днем, а вечером или даже ночью. Крэг жаловался своим сотрудникам, что она специально испытывает его терпение. Эти слова всегда вызывали смех.
— На сей раз все обстоит по-иному, — сказал Джордан. — Она жалуется уже не на то, на что жаловалась вчера вечером и сегодня утром.
— На что же именно? — спросил Крэг. — Не могли бы рассказать более подробно?
Он действительно хотел знать, что происходит с Пейшенс, понимая, что даже неврастеники иногда болеют по-настоящему. Главная сложность в общении с подобного рода людьми заключалась в том, что они привыкли к своему состоянию и могли не заметить серьезное заболевание. Их поведение очень напоминало аллегорию о мальчике-пастухе, постоянно кричавшем: «Волк!»
— Боль появилась в других местах.
— Хорошо. Начнем хотя бы с этого. — Чтобы утешить Леону, он демонстративно пожал плечами и жестом попросил поторопиться. В случае чего он прихватит ее с собой на вызов. — В каких же именно?
— Этим утром появились боли в прямой кишке и нижней части живота.
— Я это помню! — сказал Крэг. Разве мог он это забыть? Вздутие живота, газы, живописно обрисованные мерзкие подробности… — Где сейчас локализуется боль?
— Говорит, что в груди. Прежде она никогда не жаловалась на боль в этом месте.
— Это не совсем так, Джордан. В прошлом месяце у нас было несколько эпизодов с болями в груди. Поэтому я и провел испытание под нагрузкой.
— Вы правы! Я это забыл. Не успеваю угнаться за всеми ее симптомами.