Вот обычные пехотные батальоны были, конечно, послабже — в них были обычные минометы — по 4 60-мм в роте, то есть 12 на батальон, и 8 82-мм в роте тяжелого вооружения батальона. Ну еще 1 °СПГ, 30 РПГ — переносная ПТО была еще одним из моих пунктиков. Итого это давало 150 килограммов минометного залпа — если приравнивать осколочные выстрелы от СПГ и РПГ к минометным выстрелам, чем они, собственно, и были — там также применялись минометные мины, только они накручивались на ракетную трубу с выпускавшимся оперением. Впрочем, и кумулятивные выстрелы были сделаны на основе мин, только начинка содержала кумулятивную часть вместо обычной взрывчатки — унификация по корпусам поначалу позволила не тратить конструкторские силы на производство боевых частей для безоткатной артиллерии, ну а потом все как-то привыкли, разве что сейчас пошли снаряды с облегченными корпусами, для увеличения дальности полета. Ну и скорострельность СКС — основного оружия пехотных батальонов — была ниже скорострельности АК-42, так что пехотный батальон выпускал в минуту около сорока тысяч выстрелов — в них и крупняка было всего двадцать стволов на весь батальон, и ручных пулеметов тоже меньше. Тяжелое ПТО — четыре самоходки, Аистов нет, ЗСУ-23-2 — всего четыре штуки — по всем показателям пехотный батальон был слабее мотострелкового. Зато ему чаще придавалась гаубичная артиллерия — пехоте не требуется высокой подвижности, а гаубицы, установленные на позициях, все-таки удобнее в плане маневра огнем, что несколько снижает требования к огневой мощи самой пехоты — осколки и взрывная волна дают отличную добавку на поле боя к личному оружию пехотинца. В общем, пехотный батальон заменял в лучшем случае стрелковый полк РККА. Хотя и это было немало. Подвижность пехотных батальонов тоже была гораздо ниже. Они как правило обслуживались автобатами того направления, к которому были приписаны на данный момент, даже если воевали в составе полков или дивизий — централизация логистики позволяла концентрировать переброску войск и снабжение, да и сбор специалистов по логистике в штабе позволял им быстрее учиться. Быстрее учились и водители, да и ремонтные мощности были в одном месте, что позволяло совершать ими маневр и быстрее обучать — все из-за той же высокой интенсивности и разноплановости работ — в батальонах или даже полках такого было бы не достичь, и трудовой ресурс понапрасну простаивал бы и медленнее набирал опыт. Хотя такая организация была не без изъянов — уровень подчиненности был слишком высоко, поэтому самые мелкие конфликты и разногласия порой поднимались через несколько командиров, прежде чем командир части, в которой находился батальон, и командир автобата не сводились вместе с начтыла направления и не разрешали его — проходило слишком много времени. Поэтому батальоны при первой же возможности старались обзавестись своим транспортом, пусть даже конно-тележным, который, впрочем, при первой же переброске на большие расстояния приходилось бросать, да и автотранспорт быстро отнимался — "Не боись, довезем".
Ну а танковый батальон — тот же мотострелковый, только имел еще 32 танка — это еще плюс 2400 килограмма в залпе. Правда, основная часть — прямой наводкой — сверху мы били немцев со штурмовиков да минометами — в танковом батальоне было уже четыре собственных Аиста, которые могли работать как штурмовики, в том числе по выявленным артиллерийским позициям немцев. Впрочем в последнее время мы начали вводить танки и в мотострелковые батальоны — хотя бы по роте — 10 танков.
С немецкими дивизиями все было неоднозначно. С одной стороны, та же пехотная дивизия могла вывалить в залпе полторы тонны мин и снарядов. Вроде бы немцы крыли дивизией наш мотострелковый батальон. Если бы не штурмовая авиация и высотные ударные разведчики — именно они и были основным средством нашей контрбатарейной борьбы. Да и устойчивость пехоты в окопах или на БМП к гаубичному огню была выше. И тут сказывался главный недостаток немецких дивизий — перенасыщенность вспомогательными подразделениями. Даже в сорок первом, при штате около пятнадцати тысяч, непосредственно пехоты в немецких дивизиях было три тысячи двести человек. В сорок третьем немцы перешли на шестибатальонный штат, и при численности пехотной дивизии в тринадцать с половиной тысяч человек непосредственно пехоты — то есть работников поля боя — стало только тысяча шестьсот человек. Даже в дивизии РККА их было три тысячи с хвостиком. В наших мотострелковых батальонах — вроде бы только четыреста — кажется, что маловато, но наличие БМП с их орудиями, позволявшими стрелять прямой наводкой, сводило эту разницу к нулю, и даже перевешивало в нашу пользу — тут главное не подставляться под прямую наводку ПТО немецкой дивизии — наши БМП могли держать только 37 миллиметров, да и то со лба и ракурсов в двадцать градусов по обоим бортам, все остальные калибры подбивали наши БМП на раз. Дополнительная навесная броня защищала уже от калибра в 50 миллиметров, причем даже длинноствольных пушек длиной ствола 60 калибров, что немцы уже год как ставили на тройки. Это лишало БМП плавучести, но проходимость оставалась еще приемлемой. Да и выстрелы что из РПГ, что из Фаустов БМП с такой броней держали — если не были сбиты противокумулятивные решетки. Калибры 75 и выше не держала ни одна БМП. Но гусеницы давали высокую маневренность на поле боя, так что перестрелки с немецкими ПТОшниками обычно заканчивались в нашу пользу, и только в последнее время, с появлением у немцев во все большем количестве самоходок, начинало перевешивать чашу весов на их сторону — поэтому-то мы и старались ввести в мотострелковые батальоны танки, хотя бы десяток — как раз для борьбы с самоходками. И танками — против них БМП приходилось сильно покрутиться. Чтобы не подставиться. Ну а насыщение немецкой пехоты автоматическим оружием играло роль прежде всего в обороне, тогда как в наступлении немцы подвергались огню прежде всего из пушек БМП — на поле боя наш осколок крыл немецкую пулю, к тому же пулеметы БМП также работали по наступающим немцам.
Танковые и танко-гренадерские дивизии немцев имели меньший вес навесного залпа за счет меньшего количества гаубиц, но больший вес залпа прямой наводкой. Но и тут — пятьдесят гладкоствольных минометно-пушечных и десять нарезных самоходных ствола нашего МСБ, стоящего в обороне, вполне могли поспорить с двумя сотнями стволов танковой дивизии, идущей в наступление, а уж наш танковый батальон — за счет большей подвижности, лучшего оружия и бронированности — вполне мог влегкую выбить немецкую танковую дивизию, ну как минимум ополовинить ее, прежде чем та пойдет искать более легких путей. И еще не факт, что сможет уйти. Повторю — все это — при существенной поддержке штурмовой авиации — штабы направлений уже научились распознавать ключевые точки проходящих боев и придавать находящимся там частям авиационное усиление, когда звено, эскадрилья или даже полк штурмовиков работали в интересах только конкретного батальона, отбивающего атаку или наоборот прущего через немецкие позиции в их тыл.
Глава 23
Так что наши батальоны — что ведущие подвижные бои в общей линии фронта, что прорвавшиеся в немецкие тылы — были не такой уж простой добычей. Причем у нас ведь были помимо двадцати пехотных уже и танковые дивизии — аж восемь штук, сформированных из отдельных танковых и мотострелковых батальонов в течение лета. Но пока они вели бои севернее, а на большее количество дивизий у нас не хватало командиров, поэтому-то на юге воевали отдельные танковые и мотострелковые батальоны, которые подпирались пехотными полками и даже дивизиями, и все это — под руководством, точнее — координацией штабов направлений — мы опять повторяли схему работы предыдущих полутора лет, когда росли наши комдивы — сейчас предстояло вырасти следующему поколению, прежде чем они получат свои "собственные" дивизии в постоянное командование.
Естественно, мы старались не выставлять наши батальоны один-на-один против немецких дивизий — рядом всегда находились либо пехотные батальоны, либо такие же — танковые и мотострелковые — иначе немцы просто обойдут оборону нашего батальона — чисто за счет большего количества ног, не сможем перекрыть все направления, где-то да просочатся и начнут давить уже и с флангов, тыла. То есть подпорка все-равно нужна, даже таким сильным соединениям, как наши танковые и мотострелковые батальоны. Ну или уж не стоять в плотной обороне, а вести ее активно — контратаками, отступлениями, засадами, арьергардами — чтобы не зажали, чтобы не успели подтянуть гаубицы и вколотить в землю — хоть штурмовики по ним и отработают, но какое-то время гаубицы стрелять смогут, особенно если они уже на самоходных шасси, спрятанные за броней, пусть и противопульной. Так что в таких ситуациях, когда рядом никого больше нет, основное оружие — это подвижность. Собственно, для чего эти подразделения и создавали.