Глава 3
И работа на "аэродроме" завертелась. Как только очередной самолет садился на поле, его тут же дружной толпой, с матерками, закатывали на "пристрелочный" стапель, ориентированный по щиту выверки наводки, прикручивали направляющие для РС-60, винтами выставляли сходимость ракетного огня на трехста метрах, и передавали оружейникам, которые снаряжали Аисты ракетами, патронами и снарядами к АГС.
Немцы же начали атаку с первыми лучами солнца. Вперед пошли понтонеры. Подкатив под прикрытием артогня свою технику, они начали устанавливать переправу через Большую Курицу. Речка-то и была шириной десять-двадцать метров, но берега были в основном топкие, поэтому мест для переправы было не так уже и много, так что, сделав пару пристрелочных в километре дальше, чтобы не спугнуть фрицев раньше времени, наша батарея гаубиц сделала короткий огневой налет, который лег точно по одному из саперных подразделений. Подразделение перестало существовать, а остальные резко отпрянули от реки.
Проблема для наступающих была в том, что река протекала в широкой низине, с перепадами высот от силы один метр, и тянулась она на пятьсот-шестьсот метров по обе стороны от реки. Идеальный тир. И на него уже вышли три колонны танков — немцы собирались рывком навести переправы, перебросить по ним танковую дивизию и обедать уже в Курске. А тут — сначала артналет сорвал наведение переправ, а потом из-за холма на взгорок выехали семнадцать наших танков и самоходок и за три минуты устроили немецким танкам ад. С расстояния в километр-полтора, да с возвышенности, да с защищенного места — идеальные условия. Даже немецкая артиллерия поначалу не мешала, лишь через пять минут сменив установки и начав интенсивный обстрел позиций, откуда велась наша стрельба. Но было уже поздно — кумулятивные и бронебойные снаряды издырявили более трех десятков танков — пока они шли в колоннах, промахнуться было очень сложно — не в один, так в другой попадешь — немцы шли максимально плотно, чтобы сократить длину колонн что позволяло увеличить скорость прохождения местности максимально возможными силами, и дистанция между танками была пять-семь метров, отчего с расстояния в километр, да при высоте немецкой бронетехники под три метра, каждая колонна выглядела сплошной рычащей змеей, в которую вонзались стальные иглы наших снарядов, выбивая из ее боков и башенных наростов горячие осколки и впиваясь в ставшую беззащитной плоть, в которой находилась смесь из немецких танкистов, снарядов и бензина. Уже через минуту "змеи" рассыпались, оставив на маршрутах движения свои горящие куски, но и разбежавшиеся змеиные сегменты, подставив борта, были по прежнему легкой добычей. Наконец, сначала один, потом другой, третий танк врубали дымоаппаратуру — как шутили наши бойцы — "опять фриц пустил газы". Поле боя, точнее — избиения, заволакивало дымом, постепенно скрывая недобитков. Вскоре мы прекратили стрельбу, вывели бронетехнику из-под навесного гаубичного огня и стали ждать продолжения. Счет тридцать-ноль нас вполне устраивал.
Фрицы, получив передышку, собрали разбежавшихся саперов, и те начали возводить оставшиеся неразгромленными переправы. Мы не препятствовали — нечем. Но выдвинули к речке группы пехоты, которые заняли подготовленные для засад позиции — теперь, в дымовухе, риск снизился еще больше, так что комдив двинул вперед еще и бронетехнику — пободаться на близких дистанциях.
Первый перебравшийся на наш берег немецкий танк был подбит из СПГ расчетом с классической триадой фамилий — Иванов, Петров и Сидоров. Таких троиц в нашей армии было сорок семь, и они устроили между собой негласное соревнование, которое, тем не менее, широко освещалось в боевых листках и республиканской прессе. "Наши", участвуя в категории "расчет СПГ", были пока на третьем месте с восемью подбитыми танками, и этот танк позволил им подняться сразу на две ступеньки — теперь они поделили первое место с тройкой из седьмой пехотной дивизии. Вот только сразу после выстрела они надолго выбыли из соревнований — подобравшись слишком близко к переправе, они обнаружили себя выстрелом, и уйти не успели — их позицию накрыло тремя близкими взрывами. Петров был вырублен сразу, Иванов, получив контузию, мотал головой, и только Сидоров, сохранив ориентацию в пространстве, потащил Петрова в промоину, из которой они вообще-то и должны были вести огонь, да понадеялись, что за дымом успеют смыться. И лишь дотащив его до промоины, Сидоров увидел, что броник Петрова пробит в трех местах. Откинув защелки, боец сбросил с Петрова его покоцаную скорлупу, взрезал одежду и стал налеплять на раны компрессы — срывал с них защитную пленку и лепил прямо на тело клейкой стороной, максимально быстро, чтобы клеевые компоненты схватились уже в контакте с телом, надежно запечатывая рану и фиксируя в своей быстро застывающей пене возможные мелкие осколки и кожу с подкожными слоями, создавая эдакий местный монолит.
Действовал он быстро и сноровисто, даже успел поймать левой рукой Иванова, который, явно находясь в прострации, полз куда-то на север. В руке он держал ошметки своей каски, разрезанной осколком почти пополам, так что из нее жесткой щеткой торчали обрезки стеклопластика, а налобная титановая пластина была порвана косым шрамом почти вдоль всей своей длины. Причем ременная система креплений и пластиковый подкасочный амортизатор оставались на голове Иванова эдакой камилавкой, опутывая ее своими ремешками — ее крепления имели предел по тянущим усилиям, и именно они спасли Иванова от сворачивания шеи, когда осколок вошел в каску и своей инерцией потащил ее вбок — в какой-то момент соединения лопнули и дальше осколок и жесткая часть каски ехали по черепу, точнее — по системе амортизации, которая предохраняла скальп. Но, увлекаемая осколком, раздробленная жесткая часть системы защиты головы, похоже, все-так надорвала левое ухо — оно все было залито кровью и как-то неестественно болталось. Поэтому Сидоров, особо не вдаваясь в детали, быстро приладил ухо на место и просто налепил такой же компресс — медики потом разберутся, сейчас главное — остановить кровь, защитить от дальнейшего загрязнения и снять болевой шок. Ну, тут от Иванова уже ничего не зависело — работали кровеостанавливающие и противоболевые препараты самих компрессов, он только на всякий вколол каждому по противошоковому тюбику и стал думать, как тащить своих товарищей в тыл. Но тут из дымовухи вынырнула их группа прикрытия — не дождавшись возвращения СПГшников, они ломанулись "вытаскивать" их "из лап немцев". И очень вовремя — за те пять минут, что Сидоров вытаскивал и латал своих товарищей, немцы, несмотря на перекрестный огонь с разных направлений, переправили на наш берег уже семь танков и роту пехоты, и они разворачивались веером, чтобы отодвинуть наших бойцов от плацдарма.
К сожалению, мотопехота этой танковой дивизии уже полностью была на бронетранспортерах. Мы уже как-то привыкли, что немецкая мотопехота перемещалась в основном на грузовиках, а на поле боя взвод, максимум рота действовали на ганомагах. А тут этой пехоты становилось на нашем берегу все больше и больше, и они как-то излишне быстро стали вытеснять наших бойцов с предполья, к возвышенностям, по которым и проходила основная линия обороны. По речной долине в дыму шли короткие схватки между мелкими группами пехотинцев. Немцы старались рывком продвинуться на бронетранспортерах как можно глубже на нашу территорию, мы подбивали их технику из гранатометов, минометных или танковых пушек. Выжившие после попадания выскакивали под автоматные или пулеметные очереди, выжившие еще и после этого залегали за холмиками, бугорками, а то и в траве, и начинали палить во все стороны. Конечно, если какой-то бронетранспортер въезжал в подготовленный парой отделений огневой мешок, то скоро от него оставался горящий кузов и горстка рассыпанных поблизости трупов. Но ганомаги не всегда въезжали так удачно — в попытках прорваться через недостаточно плотный, но все-таки действенный пушечно-гранатометный огонь, немецкие мехводы кидали свои боевые машины резкими зигзагами, порой проскальзывая перед самым носом реактивного снаряда РПГ или резким поворотом уходя от неминуемого поражения танковым снарядом, который лишь прочеркивал трассером дымный воздух с правого или левого борта.