Мальчик словно прочитал его мысли и остановился. И, не оглядываясь, сказал:
- Послушай.
Отец остановился и прислушался.
- Ты слышишь?
Отец покачал головой. Он не слышал ничего, кроме ударов собственного сердца.
- Развяжи тесемку у шапки, - посоветовал мальчик.
Отец снял перчатки и послушно развязал тесемки.
И вдруг его слух наполнился торопливым перезвоном множества маленьких колокольчиков. Они звонили на все лады, заглушая шорох ветра и удары сердца.
- Где это?
- На елке.
Отец прищурился и стал разглядывать высокую пирамидальную ель, перед которой стоял сын. Он увидел -в ветвях множество маленьких юрких птичек, которые перескакивали с ветки на ветку и при этом выводили короткие тонкие трели, похожие на звон колокольчиков.
- Это птенцы, - сказал сын. - Ты не помнишь, как они называются?
Отец покачал головой.
- Серые гаички. Пойдем.
- Пойдем.
Отец уже не завязывал тесемки и все прислушивался, не попадется ли еще одна такая елка. Но елки, стоявшие вдоль тропинки, были запорошенными и беззвучными. И болело колено. Он двигался опустив голову, стараясь больше скользить на здоровой ноге.
Неожиданно он заметил, что сын остановился и наблюдает за ним.
- Ты не устал? - спросил мальчик, встретившись глазами с отцом.
- Нет. А ты?
Вместо ответа мальчик тихо засмеялся. Потом он сказал:
- Постой здесь, на тропинке. Если хочешь - покури.
Он остановился, а сын свернул с тропинки и, приминая лыжами высокий пушистый снег, зашагал в глубь леса. Отец стоял, опершись на палки, и следил за сутуловатой фигурой сына, которая мелькала между стволами. Мальчик что-то искал. Потом он остановился, присел на корточки и стал разгребать руками снег.
- Ты чего ищешь? - крикнул отец. - Клад?
- Ага!.. Ты отдыхай, отдыхай.
Отец стоял, как аист, на одной ноге, а больную ногу расслабил.
Колено ныло и горело.
Через некоторое время сын появился на тропинке. Варежки он держал в зубах, а лыжные палки зажал под мышками. Покрасневшие от мороза руки были сложены корабликом. Мальчик что-то нес в них, нес бережно, как несут огонь. Он подошел к отцу и протянул руки. В ладонях лежало лиловое пятнышко.
- Что это?
- Фиалка.
Отец присмотрелся. Маленький живой цветок держался на зеленой ниточке стебля.
- Где ты откопал его?
- В снегу под елкой. Я могу еще откопать.
- Не надо. Надень варежки, у тебя замерзли руки.
- Ерунда! Бери.
Отец осторожно взял цветок. Он поднес его к глазам, а потом подышал на него, желая отогреть холодные лепестки.
- Ты никогда не собирал зимой фиалки? - спросил мальчик, натягивая рукавицы и похлопывая одной рукой по другой.
- Нет.
Сын ничего не сказал. Он подхватил палки в руки и легонько оттолкнулся. А отец стоял на месте, не зная, что ему делать с фиалкой, и не решаясь наступить на больную ногу. Ему показалось, что мальчик сейчас скроется навсегда и он останется один. И щемящее чувство на мгновение овладело им.
- Ты что, отец? - спросил мальчик, оглянувшись.
- Ничего, ничего, - торопливо ответил он. - Я сейчас... Не знаю, куда деть фиалку.
- Держи ее в губах, - посоветовал мальчик и двинулся дальше.
Он ехал вразвалочку, медленно, чтобы не трудно было догнать его.
И отец, прихрамывая, пошел следом. Он ощутил новое, впервые пробудившееся чувство к этому вытянувшемуся, сутуловатому мальчику, который заглушает его боль птичьими голосами, отрытой в снегу фиалкой, своими неторопливыми шагами, чтобы не трудно было за ним поспеть. Сын сразу вырвался из привычного мира стоптанных ботинок, немытых рук, схваченных двоек и предстал перед отцом в удивительном свете, неожиданный, как цветок в снегу.
- Ты не устал, отец?
- Нет.
- Не спеши. До дома уже совсем близко. И метель улеглась.
Они вышли из леса и теперь скользили по ровному полю. Один - сдерживая стремительный бег. Другой - припадая на ушибленную ногу.
Когда они уже подходили к дому, отец спросил:
- Завтра пойдем снова на лыжах?
- Завтра я не могу, - ответил мальчик. - Мы с ребятами идем.
Отец виновато улыбнулся:
- Тогда как-нибудь в другой раз...
По снежному полю мела легкая поземка. Словно где-то в глубине было тепло и сквозь снег пробивались струйки пара.