– Мне больно видеть, как ты день за днем разрушаешь плоды моего многолетнего труда! – продолжает заводиться он.
Храню молчание.
Из наших споров он всегда выходит победителем. К тому же старик непредсказуем и злить его лишний раз не рекомендуется.
Постепенно головомойка начинает действовать на нервы. За прошедшие полгода я успел выучить ее наизусть.
– А последнее твое «достижение», - отец тыкает пальцем в раскрытую папку. – Язык не поворачивается назвать контрактом. Грабеж чистой воды!
– Тысячей больше, тысячей меньше, – взрываюсь я. – Какая разница?!
Не успел я договорить, как хочу взять свои слова обратно.
Пауза.
Время остановилось и только часы на стене оглушительно тикают. Я сижу как на углях под тяжелым взглядом отца и боюсь пошевелиться. Сигарета обжигает мне пальцы. Наконец, он нарушает молчание.
– В этом вся проблема, – его голос пугающе спокоен. – Ты не умеешь считать деньги.
К чему он клонит?
– Поэтому весь следующий год будешь зарабатывать сам.
Я должно быть ослышался.
– Ты уволен.
– Шутишь?!
– Все твои счета, кроме одного с сегодняшнего дня заморожены.
Он шутит. Члены нашей семьи имеют склонность к черному юмору.
– Почти подловил, – весь апломб возвращается в мгновение ока. – Остынь, договорим завтра.
Давлю окурок в пепельнице и поднимаюсь.
– Я серьезно.
– Бегу оформлять пособие по безработице.
Уверенно покидаю кабинет. Страх отступил, но едва уловимое беспокойство по-прежнему не отпускает. Отец слов на ветер не бросает.
Какую цель он преследовал?
Хотел припугнуть? Но я ведь давно не мальчик.
В кармане вибрирует телефон. Закатываю глаза. Очередное напоминание от секретарши о предстоящих встречах. Бросаю взгляд на экран и застываю на месте.
Пропасть уведомлений из банков, но у всех один смысл: мои карточки заблокированы.
*
Шок.
Поверить не могу, что он это сделал.
Убираю телефон и направляюсь в сторону лифта.
Выпить. Срочно.
На этот раз меня обслуживают по первому разряду. Той официантки след простыл, готов поспорить, что не прошло и часа, как ее выставили за дверь.
Мысли приходят в порядок, решение возникает само собой: надо идти к матери. Она единственная, кому удастся помирить нас с отцом. Сколько раз именно благодаря ей, мелкие перепалки не перерастали в нечто большее.
Подзываю официанта и протягиваю одну из карточек. Он уходит, но через некоторое время появляется вновь.
– Прошу прощения, – его лицо выражает крайнюю степень растерянности. – Платеж не проходит.
Черт возьми!
Совсем забыл, что кредитки теперь стоят не дороже куска пластмассы. Не глядя, выуживаю из бумажника первую попавшуюся купюру.
– Сдачи не надо.
*
Подъезжая к дому, бросаю взгляд на часы. 16:37. Тиран, скорее всего, еще не вернулся. Тем лучше.
Киваю дворецкому и взбегаю на второй этаж. В отличие от кабинета отца, в комнату к матери я стучусь всегда.
– Войди.
Должно быть, она видела меня из окна. Нажимаю ручку двери и останавливаюсь на пороге. Она сидит в кресле у камина, на коленях – раскрытая книга. Мать жестом приглашает меня сесть рядом. Ослабляю галстук. Духота. Или меня бросает в жар от волнения?
Она не спрашивает, что случилось. Ей все известно. Какое-то время сидим молча. Тишина давит невыносимо. Наконец, я не выдерживаю.
– Что теперь делать?!
Она отвечает не сразу. Плохой знак.
– Боюсь, на этот раз он настроен решительно. Подчинись.
Ушам не верю.
– Что?!
– Нет смысла кормить тебя иллюзиями.
Что у нее не отнять, так это прямолинейность. Мать никогда не ходит вокруг да около.