Это был знакомый призыв, обычная сцена, тем не менее выпуск вечерних новостей в некотором роде походил на шоу-бизнес. В белом свете прожекторов витала легкая аура цирка, магии и знаменитостей. И сердца начинали учащенно стучать при звуке слов:
«Пять минут! Три! Две!» Такие же слова можно услышать в коридоре за сценой на Бродвее или в Лондоне, когда выплывала какая-нибудь примадонна на сцену.
Здесь не было такого величия; команда стояла в кроссовках и джинсах, однако здесь тоже присутствовали своя магия, взволнованный шепот, ожидание, и Мелани Адамс всем своим существом ощущала это, решительно ступая на подмостки. Как всегда, ее появление было отточено до совершенства. До выхода в эфир у нее оставалось ровно сто секунд. Сто секунд, чтобы еще раз просмотреть свои заметки, бросить взгляд на лицо режиссера, нет ли чего-нибудь экстренного, о чем ей следует знать, и сосчитать про себя до десяти, чтобы успокоиться.
Как обычно, это был долгий день. Она закончила репортаж о детях, ставших жертвами насилия. Тема была не из приятных, но Мелани прекрасно справилась с ней. К шести часам усталость начинала сказываться. Пять… Пальцы помощника режиссера показывали последний отсчет… Четыре… три… две… одна…
— Добрый вечер. — Отработанная улыбка никогда не казалась натянутой, а волосы цвета коньяка блестели в свете софитов. — Вас приветствует Мелани Адамс с вечерними новостями.
«Президент выступил с речью, в Бразилии произошел военный переворот, акции на бирже резко упали, а на местного политического деятеля сегодня утром было совершено нападение, когда он выходил из своего дома». Были и другие новости, передача, как всегда, шла без заминки. В облике Мелани чувствовалась убедительная компетентность, дававшая ей прекрасный рейтинг и объяснявшая ее огромную популярность. Она была известна всей стране уже более пяти лет, хотя мечтала совсем о другой карьере. Она изучала политологию, когда в девятнадцать лет была вынуждена бросить колледж из-за рождения близнецов. Казалось, с тех пор прошло столько времени. Телевидение уже давно стало ее жизнью. И еще близнецы. Было у нее и кое-что еще, но работа и дети всегда оставались на первом месте.
По окончании выхода в эфир она собрала со стола свои заметки, режиссер, по обыкновению, остался доволен передачей.
— Прекрасное выступление. Мел.
— Спасибо.
Она держалась слегка отчужденно; раньше этим она прикрывала свою застенчивость, а теперь это вошло в привычку. Вокруг нее крутилось слишком много любопытных, желавших поглазеть или задать бесцеремонные вопросы. Теперь она была Мелани Адамс, и в этом имени таилась некая магия.
«…Я знаю вас… Я видел вас в новостях…» Сейчас казалось странным ходить по магазинам за продуктами или за новой одеждой, или даже просто прогуливаться с дочками по улице. Люди оборачивались ей вслед, и, хотя внешне Мелани Адамс всегда выглядела сдержанной, в душе она испытывала неловкость.
Мел направилась в свой кабинет, чтобы снять лишний грим и забрать перед уходом сумочку, когда редактор передачи остановил ее резким взмахом руки.
— Можешь задержаться на секунду. Мел? — Он, как обычно, выглядел взбудораженным, и Мелани заворчала про себя. «Задержаться на секунду» могло означать что угодно и продержать ее весь вечер на студии.
Обычно, кроме выступления в вечерних новостях, она рассказывала о главных событиях дня, о сенсационных происшествиях или вела экстренные выпуски.
Одному Богу известно, что они припасли для нее на сей раз, а у нее явно не то настроение. Она стала хорошим профессионалом, и по ее внешнему виду редко можно догадаться, что она устала, но репортаж о детях — жертвах насилия вывел ее из строя, хотя благодаря гриму она выглядела подтянутой и оживленной.
— Что еще?
— Мне бы хотелось показать тебе кое-что. — Редактор вытащил кассету и вставил ее в видеомагнитофон.
— Мы транслировали это в час дня. Я подумал, что для вечерних новостей материала недостаточно, но ты можешь раскрутить эту тему.
Мел сосредоточила внимание на экране и увидела интервью с девятилетней девочкой, которой крайне необходима пересадка сердца, но до сих пор родителям не удалось найти для дочери донора. Соседи учредили специальный фонд для Патти Лу Джонс, милой чернокожей девчушки, вид которой с первого взгляда трогал душу. Мел почти сожалела, что увидела эту запись. Еще один человек, вызывающий сострадание, нуждающийся в заботе, которому никто не может помочь. Она испытывала те же чувства, работая над репортажем о детях, ставших жертвами насилия.
Неужели ей не могут подбросить для разнообразия какой-нибудь громкий политический скандал? Зачем еще одна сердечная боль?
— Ну и что? — Она перевела взгляд на человека, убиравшего пленку.
— Я просто подумал, что ты могла бы сделать на этом серию интересных репортажей. Проследи немного за ее судьбой, посмотри, что ты можешь устроить для девочки. Кто из докторов вызовется помочь Патти Лу?
— О, ради Бога, Джек… Почему это все сваливается на меня? Неужели я теперь вроде какого-то нового общества по защите детей?
Внезапно у нее появился усталый и раздраженный вид, а вокруг глаз обозначились мелкие морщинки.
У нее был очень длинный день; она ушла из дома в шесть утра.
— Послушай, — он выглядел таким же уставшим, как и она, — из этого может получиться хороший материал. Мы можем помочь родителям Патти Лу найти для нее врача, проследить, как ей сделают пересадку.
Мел, это же будет сенсация.
Она медленно кивнула. Из этого действительно может получиться хороший материал. Но чего это будет стоить!
— Ты уже говорил об этом с ее семьей?
— Нет, но я уверен, что они придут в восторг.
— Как знать? Иногда люди предпочитают сами заниматься своими проблемами. Возможно, им совсем не захочется демонстрировать Патти Лу в вечерних новостях.
— А почему бы и нет? Они же разговаривали сегодня с нами.
Мел снова кивнула:
— Почему бы тебе завтра не связаться с несколькими крупными кардиохирургами и послушать, что скажут они? Некоторым из них нравится быть на виду у публики, а потом ты сможешь связаться с родителями девочки.
— Я подумаю, что смогу сделать. Мне надо смонтировать материал о детях — жертвах насилия.
— Я считал, что ты уже закончила с этим сегодня. — Он вдруг нахмурился.
— Все закончено. Но мне хочется проследить, как это будет смонтировано — Черт побери. Это не твоя забота. Ты должна только готовить материал. Сюжет о Патти будет похлеще твоей передачи о детях — жертвах насилия.
Похлеще, чем поджечь спичками двухлетнего ребенка? Отрезать ухо четырехлетнему малышу? Бывали моменты, когда ей становилось тошно от работы над новостями.
— Подумай, что ты сможешь сделать. Мел.
— О'кей, Джек. Договорились.
«…Здравствуйте, доктор. Меня зовут Мелани Адамс, и я хотела спросить, не будете ли вы так добры сделать пересадку сердца девятилетней девочке… если можно бесплатно и тогда мы могли бы приехать понаблюдать за ходом операции и показать вас и девочку во всех выпусках новостей…» Она торопливо шла к своему кабинету, задумчиво опустив голову, и вдруг столкнулась с высоким темноволосым мужчиной.
— Что-то ты сегодня нерадостная. — Глубокий, хорошо поставленный голос диктора заставил улыбнуться при виде старого друга.
— Привет, Грант! Что ты делаешь здесь в такое время? — Грант Бакли вел передачу в форме беседы, выходившую в эфир каждый вечер после ночного выпуска новостей, и считался одним из самых ярких полемистов. Ему очень нравилась Мел, и она многие годы считала его одним из самых близких своих друзей.
— Пришлось прийти пораньше, поискать кой-какие пленки для своей программы. А у тебя что? Ты слегка припозднилась, дружочек, не так ли?
Обычно к этому времени она уже уходила, но из-за истории с Патти Лу Джонс задержалась примерно на полчаса.
— Сегодня мне припасли еще одно испытание.
Меня заставляют сделать репортаж о пересадке сердца одному ребенку. Обычная работа, ничего особенного.
Ее мрачные мысли рассеивались, когда она смотрела на него. Он был яркой личностью, хорошим другом, привлекательным мужчиной, и все женщины на студии завидовали их дружеским отношениям. Они были просто друзьями, хотя время от времени возникало множество неоправданных слухов, которые забавляли Гранта и Мел, когда они обсуждали эти пересуды, сидя в баре.