Тогда встает и он, идет к ним навстречу, жмет товарищам руки, похлопывает по плечам, с тайным удовольствием наблюдая за тем, как нет-нет, да и задирается лицо каждого к небу, к нависшей над их головами громадине, затмевающей солнце.
— Привел-таки огненную птицу, — это Авдей. Голос ворчливый, а глаза переполнены гордостью за своего соплеменника.
— Как обещал. Веревку толстую видите? Помогите мне завести ее вокруг этого дерева и надежно закрепить.
Команда Степана была выполнена безоговорочно и едва ли не мгновенно. Сирти из кожи вон лезли для того, чтобы показать свое усердие перед старейшиной, наглядно доказавшим им, что наивеличайшие из деяний в силе вершить не только боги.
Теперь пилоту дирижабля не приходилось затрачивать уйму усилий на удержание аппарата в заданной точке. Двигатели воздушного судна заглохли, а из задней части, не дожидаясь отмашки Степана, медленно начал спускаться гайдроп. Когда закрепили и его, Степан откомандировал свой десяток на переноску ящиков с оружием от тайника к поляне, сам же принялся терпеливо ожидать, когда Берта соизволит наконец опустить погрузочную платформу.
К его удивлению она спустилась на ней сама:
— Ну что, не разочарованы? Умеют пилоты Люфтваффе держать свое слово?
— Я был уверен, что вы не подведете.
— А зря, — лицо смотревшей на него женщины весьма серьезно. Белое, ни кровинки. — Поверьте, соблазн был слишком велик. У всех нас, включая меня.
— В таком случае, что же вам послужило помехой?
— Не поверите — желание мира. Очень уж вы красочно описали эту возможность. Пусть иллюзорную, возможно каждый из нас будет впоследствии жалеть о своем выборе, но, тем не менее, решение принято и принято единогласно.
— Значит, вы дали мне путевку в жизнь?
— Называйте это как хотите: акт доброй воли, счастливое стечение обстоятельств, ирония судьбы… не важно, не имеет значения, — она так и стояла на платформе, не сводя со Степана внимательного испытывающего взгляда. — Знайте, теперь вы надежда не только своих людей, но и наша. Надежда тех, кто устал от этой бесконечной войны.
Он не знал, что сказать: просто стоял бессловесным истуканом и ждал, когда же загрузят первую партию ящиков. Затем вскарабкался к Берте на платформу и та, с лязгом оторвавшись от земли, начала свой путь наверх.
— Это будет нелегко, — наконец выдавил он после молчания, которое обоим показалось вечностью.
Собеседница его согласно кивнула, зябко передернув плечами. В головах обоих, словно в недрах памяти калькулятора, проносились двухзначные, трехзначные, четырехзначные числа со многими нулями в конце. Каждый из них пытался прикинуть: во сколько человеческих жизней обойдется осуществление идеи мирного сосуществования граждан Империи с исконными жителями континента этой древней планеты.
Улуша все еще спала. Степан вынес ее из укрытия и бережно уложил на койку в рубке управления, любезно предоставленную Бертой. Вышел в грузовой отсек, придирчиво оглядел свою добычу. Чтож, еще одна ходка, и последние ящики с оружием окажутся на борту вместе с десятком его людей. Так, что потом? Неужели они возвратятся, наконец, в лагерь после всех мытарств и треволнений, выпавших на долю буквально каждого из его маленького отряда? Даже не верится. Сейчас лагерь казался Степану домом, последней, окончательной точкой прибытия, после которой никуда больше не придется идти. Просто оказаться дома и расслабиться, поболтать, подурачиться с Улушей, вдоволь отведать фирменного грибного отвара Варвары и, чувствуя как у тебя вот-вот снесет башку, начать заливать о своей щедрой на приключения прошлой жизни. Или пуститься в пляс, или песню загорланить во всю глотку — на выбор. Дом — он на то и есть дом, потому что в нем все дозволено.
— Мой дом — моя крепость.
— Вы что-то сказали?
— Да так, мысли вслух.
Хубер, занятый рычагами управления подъемника, осуждающе покачал головой. Степану же было все равно. Душа его пела, душе хотелось праздника. Кофе чтоли пойти опять выклянчить у оберстлейтенантши? Хотя нет, не стоит наверно. Хорошего понемногу. Вот и платформа, легка на помине. Бросился ее разгружать вместе со всеми, горя желанием сдвинуться наконец с мертвой точки, услышать басовитое гудение двигателей дирижабля, несущегося по небу с немыслимой по местным меркам скоростью.
— Степан, еще кое-что надо сделать! — перед ним, позвякивая наградными крестами на кителе, стояла Берта. Вытер пот со лба, мысленно выматерился.
— Что именно?