Разговор уперся в стену молчания. Виктор тихо откашлялся, словно пытаясь избавиться от ненужных слов, встал, протиснулся к выходу и молча вышел в кабину управления.
Только тогда Лилия подняла глаза от чашки своего черного кофе, что держала в руках, и укоризненно произнесла:
— Зря ты так, отец вовсе не хотел никого поучать, он вообще в университете известен своими либеральными взглядами. Некоторые его даже недолюбливают, считают, что он перегибает палку.
— А он перегибает?
— Угу. Еще как. Он с одним историком чуть не подрался, когда тот сказал, что Запад совершенно напрасно так уж рьяно боролся с Советами. Это, мол, придало бы нам больше сил для борьбы с воинственным исламом. И Россия не сдалась бы так легко китайской экспансии.
Ренат почему-то нахмурился, тут же склонив лицо к самой чашке, словно пытаясь скрыть непрошенную эмоцию.
— А ты знаешь, я там бывал.
— Где, в России? Там же, говорят, теперь сплошные котлованы открытых разработок.
— Да, жить там теперь, пожалуй, тяжелей, чем в центральной Африке. Какие из местных не успели в свое время благополучно свалить в Европу, теперь очень не любят вспоминать о западных гуманитарных ценностях. Там ненавидят всех. Запад, Юг, Восток. Впрочем, это уже их дело, тем более что к ходу истории эти самые «ценности» не имеют никакого отношения.
— Хм, ты слишком резок в суждениях для простого…
— Для простого стоппера? Трёп — он и есть трёп. Ничего не значит. Время скоротать. Никому словами не помочь, но никому и не навредить. Вы когда спать ложиться планируете? — Ренат озабоченно посмотрел на большие тяжелые свои часы, типа дайверские.
— Не знаю. Слышишь, отец музыку сел слушать, — из-за двери действительно долетали отдельные резкие отрывистые ноты, — это часа на два. Если он угомонится, сядем еще чай пить перед сном. Так что если ты все-таки захочешь остаться на северном побережье, я тебе сообщу. Нам туда лететь не больше часа.
Лилия переставила всю посуду в стенную нишу посудомоечной машины, встала, поправила чуть смятое платье.
— Ладно, пойду приму душ, а ты, пожалуй, присоединяйся к отцу. Он может поставить и что-нибудь специально для тебя…
— Нет, спасибо, я тут посижу.
Лилия пожала плечами. Ренат встретил ее косой взгляд и поспешил с оправданиями.
— Нет, серьезно, я не большой ценитель музыки. К тому же мне тут нужно написать одно небольшое письмо.
Лилии показалось, что Ренат выдумывает, лишь бы изобразить благовидный предлог остаться одному. Однако, не показывая вида, она нашарила в одной из ниш пачку рукописной бумаги, пару ручек. Пусть изображает, что хочет.
И вышла.
Виктор восседал в кресле первого пилота, задрав ноги на край пульта и плотно смежив глаза. Он слишком часто в последнее время так… размышлял, но Лилия решила его не трогать. Чего это все задумчивые такие.
Душевая кабина была спрятана по правому борту, в нище сразу за кухонькой, так что зайти можно только из «предбанника», прямо и налево. Крошечная такая дверца, страшно в нее втискиваться. Эх, надо было тогда отца уговорить на тилтвинг побольше разориться.
Внутри душевая не представлялась такой уж крошечной, сверкающие никелированные ручки и зеркала на двух стенках, яркий свет. Даже неизбежный гул роторов здесь казался каким-то приглушенным. Хорошо.
Тугая сверкающая щетка водяных струй хлестнула по коже, ошпаривая ее своим ледяным прикосновением. Лилия изогнулась, подставляя восхитительному ощущению грудь, живот, бедра, увы и ах, походные условия не давали как следует насладиться душем. Отпущенная порция воды тоже закончилась почти мгновенно.
Нужно еще на северном побережье набрать воды в баки. А то даже Верхний Нил, она где-то читала, слишком грязен, фильтров не напасешься…
Зашелестели лопасти скрытых в нижней части кабины вентиляторов, теплый воздух погрузил скованные холодом ноги в негу расслабляющей испарины. Поток одуряющей энергии рванулся верх по жилам, так что в висках зазвенело. Восхитительно!
Лилия выскочила обратно в «предбанник», на ходу заматывая голову полотенцем. Что там папа, заслушался? А этот где?