Жалко, конечно, всё какая-никакая достопримечательность, настоящий трамвай, вагоновожатый, кондукторша в фартуке из линялой фланели. Да еще тихие, домашние какие-то, звоночки по утрам, они добавляли окружающему добрую толику уюта. Ну да ладно, ничего уж не изменишь.
Он неуверенно выбежал на середину мостовой. Мысль-то, конечно, была хорошая, но… Увидит кто, невесть что подумает.
А, к черту, всех — к черту. Была не была.
Он шагнул на уже покрывшийся ржавчиной рельс, замер на секунду, даже не пытаясь обдумать, что же это он такое вытворяет. Спина его послушно изогнулась, руки разошлись в стороны на манер крыльев у большой птицы страуса, когда та бежит на врага. Все так же мысленно смеясь над собой, он издал горловое рычание и побежал. Он всегда в детстве так бегал — точно по рельсу, чуть оступишься — продул. Самому себе продувать — обидней всего.
Ветер тонко пел в ушах, летели во все стороны брызги грязной воды из паза рельсы, звонко шлепали армированные подошвы. Хорошо! Вот и поворот, естественно, на светофоре — красный, но пусть кто-нибудь попробует его остановить! Голос ревел, руки-крылья рассекали воздух, фонтанчики брызг разлетались далеко-далеко…
Он не оступился, добежал до самого конца точно по рельсу, даже немного проскочил мимо. Пришлось возвращаться.
Каменные плиты лежали так же неровно, а доски крыльца на ощупь оказались совершенно сырыми, и при этом жутко скрипели. Особенно третья ступенька. Во мраке лестничной площадки можно было легко свернуть себе шею, так что он крепко ухватился за перила и тихими шагами начал подниматься на второй этаж, внутренне трепеща от знакомого запаха старого дома.
Стучать не пришлось.
III
Ирка стояла в дверях, одетая в длинное декольтированное платье, будто не дома скучала, а была где-нибудь на банкете или, на крайний случай, званом вечере. В ушах блестели серьги, на стройной шее мерцало ожерелье, которое, он помнил, было его подарком ко дню рожденья. Глаза Ирки, оттененные нарочито наложенным гримом, казалось, сверкали в полумраке, с трудом разрываемом призрачным светом из маленького окошка. Руки ее были сцеплены под подбородком (о, этот жест! он так хорошо его помнил), а губы, маняще-сочные ее губы слегка дрожали в такт бухавшему в груди сердцу.
«Волнуется… черт возьми, конечно волнуется… Милая моя, как одним словом передать мои чувства?» Он продолжал молчать. Что-то сказать — значит прервать важность первого мгновения. Они не виделись годы. Долгие-предолгие годы. Она — годы мира, он — годы боя. И вот теперь снова встретились.
Любовь к этой великолепной женщине с былой силой билась под его черепом, бурлила в его жилах, заставляла так же, как у нее, дрожать руки и предательски слабнуть колени. Он улыбался. Так мог улыбаться только маленький ребенок, увидевший маму после первого вынужденного долгого с ней расставания. Улыбался искренне, радостно и гордо. Непрошеная тяжелая слеза скатилась по его щеке, скользнула за шиворот. Ну вот, ему так не хотелось показывать свою слабость, он так хотел показаться самому себе сильным и независимым.
Ирина разглядела эту жуткую улыбку сквозь прозрачный щиток забрала, и ее сердце болезненно сжалось. Вот оно, пришло, ее искупление. Руки продолжали предательски дрожать, когда она заставила губы растянуться в ответной улыбке. Получалось донельзя фальшиво, да уж чем богаты… «Плохо играешь, ох, плохо. Только бы он не заметил».
С большим трудом заставив себя снова поднять на нее глаза, он увидел, что она ему улыбается, и лишь тогда немного пришел в себя. Как она благосклонна. «Ирочка, милая!» Сделав шаг назад, чтобы получше рассмотреть ее фигуру, очерченную неверным светом из прихожей, он опять невольно залюбовался. Минуло ещё какое-то время и наконец к нему пришла решимость.
У Ирины на миг ёкнуло сердце. «Что, дура, обрадовалась? Черта с два он теперь уйдет, и не надейся!»
Он шагнул к ней, расставив широко руки, словно с намерением обнять не только ее, но и все, что окажется поблизости. Это и было то, чего она боялась больше всего на свете, боялась, несмотря на постоянные уговоры самой себя, что это наибольшая глупость, которую вообще можно совершить в подобной ситуации.