Но не успели мы этим заняться, как однажды под вечер в пятницу нам велели пойти в кабинет мистера Хамфри. Это нам, как вы понимаете, совсем не понравилось, но выбора не было, и мы пошли.
Мистер Хамфри не стал попусту тратить слова. Он знал, что старикан отдал нам талисман, и хотел его получить. Начал он с того, что предложил нам денег, потом продвижение по службе, потом партнерство в фирме, но мы, разумеется, и слышать ни о чем не хотели. На это он весьма рассердился и стал грозить нам всевозможными страшными последствиями, но, как это ни странно, через некоторое время просто велел убираться с его глаз, тем дело и кончилось. Мы сочли это чрезвычайно необычным, ведь, если бы захотел, он мог прибегнуть к магии, чтобы принудить отдать эту вещь, или даже испепелить молнией. А вместо этого просто велел нам идти домой.
Несколько недель мы ничего больше о нем не слышали и уже решили, что делу конец. А потом однажды мистер Сусловиц (вы с ним знакомы? Замечательно) послал за нами и сказал, что был бы очень нам обязан, если бы мы день-другой поубирались в хранилище, привели в порядок ценные бумаги, ведь там внизу сам черт ногу сломит. Так мы и сделали, и претяжелая, скажу я вам, оказалась работенка — сами можете себе представить. В последний день, когда работа была почти закончена, к нам в хранилище спустилась секретарь мистера Хамфри мисс Джулия (ага, вы и ее знаете) и принесла коробку всяких мелочей, которые следовало убрать со всем прочим. В той коробке мы нашли престранную штуковину: картонный тубус с ковриком из индийского каучука, вырезанным по форме двери. Но, разумеется, про это вам все известно.
Тогда вы лучше других можете себе представить, как, прочитав прилагавшиеся инструкции, мы увлеклись этой диковиной и не устояли перед искушением испробовать. Расправив коврик на стене хранилища, мы, когда появилась дверь, ее открыли, заклинили толстой книгой и прошли. Будучи осторожными, мы приказали ей перенести нас не дальше нашего собственного жилища. И вот тут-то, переступив порог, мы и оказались — только нашей собственной двери, я хочу сказать настоящей двери, ведущей из наших комнат в остальное здание, не было и в помине.
Только мы сделали это открытие, как заметили, что в дверном проеме — в магическом дверном проеме, который мы приложили к стене хранилища, — кто-то стоит. К нашему ужасу, мы увидели, что это мистер Уэлс. Он улыбался самой дьявольской своей улыбкой. Точных слов я не помню, но он нам сказал, что поскольку мы отказываемся отдать ему талисман и поскольку все равно про его дела знаем больше, чем следует, неплохо бы нас раз и навсегда убрать подальше. А после, не успели мы запротестовать или что-либо сделать, он захлопнул дверь у нас перед носом, и она исчезла, а мы, нужно ли вам говорить, остались в комнате без двери.
И тут (сказал Пип) пребываем с тех самых пор.
Молчание, потом Пол услышал собственный голос:
— Вы хотите сказать — вот здесь? В этой комнате? Больше ста тридцати лет...
Пип кивнул.
— Только вы и он? Вы вдвоем?
Не слишком тактично. По лицу Пипа пробежала тень, и лишь потом он ответил:
— Должен признать, это могло несколько повредить нашей дружбе. Временами мне казалось, я готов задушить Артура голыми руками. Если уж на то пошло, несколько раз я приводил это в исполнение, но как будто без особого результата.
Как ничего не дали, — добавил он с легкой дрожью, — ножевые раны, удары кочергой по голове или утопление его в тазике для умывания, поэтому в итоге я признал поражение. Теперь мы в основном играем в шахматы, в домино или в бридж. Помогает снять напряжение, но потом никаких взаимных обид.
У Пола отвисла челюсть, и он не сделал даже попытки закрыть рот.
— Конечно, — вставил второй, — мы понятия не имели, что ждать придется так долго. Пока вы не появились, мы думали, что прошел всего-навсего день-другой, только вот время движется ужасающе медленно. Да, казалось, сто лет прошло, но столько же, казалось, тянулось чаепитие у тети Элизабет, когда я был маленьким. Сто лет, — повторил он. — Надо думать, мир несколько изменился.
Пол кивнул:
— Самую малость.
— И это самое меньшее, — сказал Пип, усиленно стараясь не смотреть на коленки Софи. — М-м-м, одежда леди, например. Сомневаюсь, что мне будет по душе в ваше время, — задумчиво добавил он.
Все это время Софи стояла совершенно неподвижно, но лицо у нее было весьма обеспокоенное. Теперь она вступила в разговор:
— Но разницы ведь нет никакой, правда? Вы не вернетесь с нами назад.
Взгляды обоих клерков устремились на нее. И взгляд Пола тоже.
— Да господи помилуй! — вырвалось у нее. — Вы что еще не поняли? Никто из нас назад не вернется, вообще не отправится ни в какое-либо место, ни в каком-либо времени. Мы здесь застряли. Двери-то, черт побери, нет!
Вот это, возможно, поразило клерков больше всего. А может, и нет.
— И я скажу, пока никто из вас еще не сказал, — продолжала Софи, — что двери нет, и все это моя вина, потому что я ее закрыла. Поэтому, если мы застряли тут на веки вечные, винить нужно меня. Честное слово.
Повисло долгое неловкое молчание.
— Такую ошибку совершить довольно просто, — промямлил Пол. — Я хочу сказать, откуда тебе было знать?
— На самом деле... — начал Артур, но тут, наверное, увидел выражение лица Пола и сказал: — Совершенно верно. С кем угодно могло случиться.
От их утешений Софи только разозлилась еще пуще.
— А пошли вы! — закричала она. — Все вы. Мы попали в ловушку в этой гадкой комнатенке, а вы только и способны стоять тут и разыгрывать чертовых рыцарей. Тут что, никто и ничего не принимает всерьез?
— При всем уважении к вам, — спокойно произнес Пип, — не вижу, чем нам может помочь ссора. А кроме того, как только что заметил Карпентер, откуда вам было знать...
— Заткнитесь! — заорала Софи. — Если я говорю, что всему виной моя глупость, то почему, черт побери, этому никто не верит? Ничего бы не случилось, если бы я не налила ему в чай это дурацкое зе...
— Что ты сделала? — спросил Пол. — Ох!
Пол страшно нахмурился.
— Это ты мне его в чай налила? Да господи боже, зачем? Я знаю, что я тебя не интересую, но какого черта ты хотела влюбить меня в треклятую гоблиншу?
Софи наградила его взглядом, в котором вполне можно хранить мамонтов.
— Какую еще гоблиншу? — вопросила она. И тут Пол все понял.
"Ох, — подумал он, — ох черт!" — потому что... и как раз чтобы добавить сверху взбитые сливки и вишенку в сиропе, у него возникло смутное подозрение, что это далеко не совпадение, особенно если участь, что фамилия Артура Тэннер.
— Ну, знаешь, — сказал он. — Она. Та, про которую я тебе рассказывал. Секретарша на рецепции.
— О! — Глаза у Софи стали, как два блюдца. — Значит, ты подумал...
— Да. — О!
Оба клерка зарделись и сделали вид, будто увлеченно рассматривают небольшую паутинку в углу потолка.
— Так, значит, это ты... — начал Пол.
— Верно.
— Потому что ты... — Да.
— О!!!
Разумеется, в этот момент ему следовало бы заключить ее в объятия и сказать: "Но тебе совсем не нужно этого делать, я и так тебя люблю". Однако он лишь пошатнулся и схватился за спинку стула, чтобы не упасть, а после сказал:
— Будь я проклят.
Уже произнося эти слова, он сообразил, что это не самая удачная из произнесенных им речей, но было поздно.
Софи рассматривала уголок ковра между носками своих туфель.
— Наверное, мне следует извиниться, — проговорила она.
— Извиниться? — беспомощным эхом откликнулся Пол.
— Да ладно. Не знаю, будет ли хоть какой прок от моих извинений, и, судя по всему, ты станешь ненавидеть меня до конца жизни, но...
— Но за что же тут извиняться? — вырвалось у Пола. — Это просто чудесно!
Пол увидел, как за ее плечом клерки съежились. "Ну и черт с ними", — подумал он.
— Вовсе нет, — настаивала Софи, — это полная катастрофа, и во всем виновата я...
— Господи боже, Софи, помолчи, пожалуйста. — Он бросился к ней, запутался ногой в складке ковра и тяжело упал на колени Пипу. Пип взвыл от боли и рефлекторно выбросил руку вперед, ударив ребром ладони Пола по носу. Тогда Софи ударила Пипа стулом.