Сжав ручку чемоданчика с такой силой, что на миг свело мышцы, я первой впрыгнула в вагон. Не обращая внимания на недовольство других пассажиров, заняла место у дальнего края. Села, поставила чемоданчик на колени и обняла его. Сейчас он один казался моим союзником, единственным, кто понимает мои чувства.
На станции Верхнего Бреттона меня встретил тот же мужчина, что и вчера. Спрашивать его имя я не стала, рассудив, что оно мне без надобности. В полном молчании забралась в экипаж и откинулась на высокую спинку.
Путь до усадьбы фон Ламерсов пролетел незаметно. Когда колеса мягко коснулись подъездной дорожки, я невольно вздрогнула. Подавила малодушное желание остаться в экипаже и с бесстрастным выражением лица вышла на улицу.
Кларис ждала на ступенях. Поприветствовала и жестом пригласила следовать за ней. Проводила до знакомой двери, постучала и, дождавшись разрешения, впустила меня внутрь.
Сегодня тейра Адели заняла плетеное кресло у открытого окна. Задувающий ветер шевелил светлый шифон ее платья. Рабочий кофр стоял возле второго кресла. На круглом столике замерли чайные принадлежности и тарелочки с десертами.
— Здравствуйте, тейра Адели, — я склонила голову.
— Прошу, — мне указали на кресло. — Густав ждал вас раньше, — заметила Адели, едва я села.
— Надеюсь, ожидание не было утомительным. Я и сама, признаться, рассчитывала прибыть раньше.
О да, ни слова лжи. Я действительно надеялась заявиться с самого утра, поскорее покончить со всем и вернуться в редакцию. Но ступор, охвативший меня на станции, перечеркнул пусть не самый удачный, но вполне выверенный план.
Адели склонила голову к плечу, скользнула взглядом по моему бирюзовому платью, на миг задержалась на темно-серых перчатках — в тон шляпке — и снова посмотрела в глаза.
— Цвет много значит для альры, верно?
— Для всех жителей Верхнего и нижнего Бреттона, насколько я могу судить.
Адели скользнула пальцами по шифону нежно-персикового цвета, едва заметно кивнула.
— Однако вчера вы не столь явно демонстрировали принадлежность к лейрам.
— Это была неуместная дерзость, за которую я прошу прощения.
— Вы так думаете?
Я не нашлась с ответом. Адели фон Ламерс, как и все тейры, явно предпочитает говорить полунамеками. Да и за ними зачастую следует искать скрытый смысл. Общение с тейрами всегда похоже на прогулку по замерзшему озеру, припорошенному снегом, — никогда не угадаешь, когда под ногами твердь берега, а когда тонкая ледяная крошка.
— О чем бы вы хотели поговорить сегодня?
Я щелкнула застежками чемоданчика, достала основные чернила, чашу и старый, потершийся от времени вымешиватель. В кофре много ингредиентов, но сейчас хватит и моих. К тому же, пусть это глупо, но меня успокаивало держать в пальцах привычные формы. Здесь — в роскошной гостиной чужого дома в Верхнем Бреттоне, — мои инструменты стали якорями, помогающими оставаться на месте.
— Все о том же. О любви.
Адели улыбнулась. Я через силу выдавила ответную улыбку. Хрупкая надежда, что сегодня разговор пойдет о детстве Адели, ее родителях или друзьях, развеялась прахом. Однако работа есть работа.
Чернила смешивались. К темным добавлялись светлые, а к ним — капли бургундских. Постепенно буквы становились все ярче, эмоции сильнее. Чувства Адели проходили сквозь меня, словно нитки опытной швеи. Кололи иглой воспоминаний и тянулись, царапая края свежей раны.
Поначалу я держалась невозмутимо. Закусив щеку, старательно записывала каждый оттенок эмоции, старалась передать их изменение от недовольства к интересу, а от него — к влюбленности. Но скоро выдержка начала сдавать.
Между Бертраном и Адели была связь, нужда, сродни тому наваждению, что испытывали мы с Эдрианом. Слишком похожие эмоции, слишком сильные. Они взрывали меня, как паровоз — сугробы на укрытых снегом путях. Перо в пальцах начало подрагивать. В висках запульсировало.
— Чем больше времени я проводила рядом с Бертраном, тем сильнее пьянела. Знаю, тейре моего возраста не положено так говорить. А уж тем более давать понять, что не каждый эксперимент с вином был удачным, — глаза Адели блеснули. — Но я хочу, чтобы вы поняли: мои чувства к Бертрану, они… не знаю… Они во многом неправильные. Мы ведь тейры! Нам не положено любить. А быть столь бесстыдно счастливыми в браке — тем более. Но Бертран, он… Он попросту не оставил мне шанса не влюбиться в него. Вы понимаете?