2 июня.
Пишите мне чаще, умоляю, письма ваши — единственное мое утешение, я очень грущу. Знаете ли, как хочу я и как боюсь вернуться в Тригорское. — Но я предпочитаю ссориться с вами, нежели оставаться здесь. Места эти до крайности пошлы, и надо сознаться, что среди уланов Анреп — это еще самый лучший, а в общем весь полк сто́ит немногого, да и здешний воздух для меня нездоров, так как я вечно болею. Боже! когда же я увижу вас?
(обратно)33
Вдоль стихов, слева.
(обратно)34
На обороте.
(обратно)35
„Полночь“.
(обратно)36
Флоридор.
(обратно)37
час пастушка.
(обратно)38
Переделано из комнаты
(обратно)39
Возлюбленная тень.
(обратно)40
Сперва было начато: дру[г]
(обратно)41
Зачеркнуто и восстановлено.
(обратно)42
что надо быть одержимым, чтобы по нынешним временам сочинять стихи.
(обратно)43
Гара.
(обратно)44
Сюар.
(обратно)45
Сперва было начато: на сейме че[ловечества]
(обратно)46
Описка, вместо июля
(обратно)47
Вяземскому не терпится с его тарабарщиной, он прислал мне это письмо незапечатанным, как бы нарочно предоставив мне полную свободу прочесть его, но — убей меня бог, если я могла пойти дальше 4-го куплета. Это бесконечно раздражает меня — а между тем я люблю его почти до обожания, этого князя Вяземского! Вчера Лев переслал мне твое письмо ко мне, но ничего не сообщил о письме, которое я должна была получить через Дельвига — Вяземский утверждает, что оно было ему вручено еще в Петербурге, однако, думаю, он не знает, что говорит. Насчет Ревеля скажу тебе, что очень довольна своим пребыванием здесь. Морские купанья, свобода, какой я располагаю, чтобы гулять одной, видеться с людьми, которые совершенно чужды всему, что творится в Петербурге и так мало похожи на дорогих моих соотечественников — всё заставляет меня воображать, что я нахожусь за 35 тысяч верст от любезной моей родины, и это дает мне мгновения счастья Однако довольно на эту тему, — я начинаю впадать в грусть […]. Если бы ты только знал, как хочется мне поехать за море — ты бы пожалел меня. Прощай! Надеюсь, что мы скоро увидимся. Будь здоров, береги себя, бога ради.
Если Анета Вульф уже вернулась, — скажи ей, чтобы написала мне. Известно ли ей, что я настолько подружилась с ее кузиной Керн, что была крестною матерью ее дочери, которую нарекли моим именем. Смею льстить себя надеждой, что это вернет мне немного ее нежности…
Ольга П.
[…Карамзина-]мать никогда не казалась мне такой интересной, а ведь я ее всегда любила.
(обратно)48
Переделано из привез
(обратно)49
твой вблизи и вдали.
(обратно)50
Полагаю, сударыня, что мой внезапный отъезд с фельдъегерем удивил вас сколько же, сколько и меня. Дело в том, что без фельдъегеря у нас грешных ничего не делается; мне также дали его, для большей безопасности. Впрочем, судя по весьма любезному письму барона Дибича, — мне остается только гордиться этим. Я еду прямо в Москву, где рассчитываю быть 8-го числа текущего месяца; лишь только буду свободен, тотчас же поспешу вернуться в Тригорское, к которому отныне навсегда привязано мое сердце.
Псков, 4-го сент.
(обратно)51
Что сказать вам и с чего начать мое письмо? А вместе с тем я чувствую такую потребность написать вам, что не в состоянии слушаться ни размышлений, ни благоразумия. Я словно переродилась, получив известие о доносе на вас. Творец небесный, что же с вами будет? Ах, если бы я могла спасти вас ценою собственной жизни, с какой радостью я бы пожертвовала ею [ради вас] и вместо всякой награды я попросила бы у неба лишь возможности увидеть вас на мгновение, прежде чем умереть. — Вы не можете себе представить в какой тревоге я нахожусь — не знать, что с вами, ужасно; никогда я так душевно не мучилась, а вместе с тем, судите сами, я должна через два дня уехать, не зная о вас ничего верного. Нет, за всю мою жизнь не переживала я ничего более ужасного — не знаю, как я не сошла от всего этого с ума. А я то надеялась наконец увидеть вас в ближайшие дни! Подумайте, [как] каким неожиданным ударом должно было быть для меня известие о вашем отъезде в Москву! Однако дойдет ли до вас это письмо, и где оно застанет вас? — вот вопросы, на которые никто не может [вам] дать ответ. Вы, может быть, сочтете, что я поступаю очень плохо тем, что пишу вам — я и сама думаю то же, но не могу лишить себя этого единственного утешения, мне остающегося. Я пишу вам через Вяземского; он не знает, от кого письмо, и поклялся сжечь его, если не сможет передать его вам. Да и доставит ли оно вам радость? — быть может, вы очень изменились за эти несколько месяцев — возможно, что оно покажется вам даже неуместным, — признаюсь, эта мысль для меня ужасна, но сейчас я не в силах думать ни о чем, кроме опасности, которой вы подвергаетесь, и пренебрегаю всякими другими соображениями. Если это вам возможно, то, во имя неба, напишите мне хоть словечко в ответ. Дельвиг собирался было написать вам вместе со мною длинное письмо, чтобы просить вас быть осмотрительным!! — Очень боюсь, что вы держались не так. — Боже, как я была бы счастлива узнать, что вас простили, — пусть даже ценою того, что никогда больше не увижу вас, хотя это условие меня страшит, как смерть. На этот раз вы не скажете, что это письмо остроумно, в нем нет здравого смысла, и всё же посылаю вам его таким, каково оно есть. Как это поистине страшно оказаться каторжником! Прощайте, какое счастье, если всё кончится хорошо, в противном случае не знаю, что со мной станется. Я очень скомпрометировала себя вчера, когда узнала эту ужасную новость, а несколькими часами раньше я была в театре и лорнировала кн. Вяземского, чтобы иметь возможность рассказать вам о нем по возвращении! Мне надо бы еще многое сказать вам, но нынче я наговорю [мало] слишком много или слишком мало, и думаю, что кончу тем, что разорву свое письмо.