Я прекрасно знаю, что́ вы подумаете, если когда-нибудь это прочтете — как он неловок — он стыдится прошлого — вот и всё. Он заслуживает, чтобы я снова посмеялась над ним. Он полон самомнения, как его повелитель — Сатана. Неправда ли?
Однако, взявшись за перо, я хотел о чем-то просить вас — уж не помню о чем — ах, да — о дружбе. Эта просьба очень банальная, очень… Это как если бы нищий попросил хлеба — но дело в том, что мне необходима ваша близость.
А вы, между тем, по-прежнему прекрасны, так же, как и в день переправы или же на крестинах, когда ваши пальцы коснулись моего лба. Это прикосновение я чувствую до сих пор — прохладное, влажное. Оно обратило меня в католика. — Но вы увянете; эта красота когда-нибудь [?] покатится вниз как лавина. Ваша душа некоторое время еще продержится среди стольких опавших прелестей — а затем исчезнет, и никогда, быть может, моя душа, ее[?]боязливая рабыня, не встретит ее в беспредельной вечности.
Но что такое душа? У нее нет ни взора, ни мелодии — мелодия быть может…
(обратно)305
Ты написал мне, милый Суденко, до такой степени церемонное письмо, что я совершенно им огорошен. Эти 4000 ждали тебя в запечатанном конверте с июля месяца; но я потерял адрес твоего поверенного, а твоего адреса у меня не было. Месяц тому назад г-н Лерх пришел за этими деньгами и немедленно получил их. Я хотел переслать тебе оставленную им расписку, но не знаю, куда дел ее. Еще раз извини и прими мою благодарность за то, что имел любезность так долго ждать.
На днях я уезжаю из Петербурга; лето, вероятно, проведу в деревне. Быть-может заеду и в ваши края. Ты разрешишь мне, надеюсь, постучаться в твою дверь? Если до тех пор захочешь мне написать, адресуй письма […]. Addio, a rivederla. [1595]
А. Пушкин.
12 февраля 1830 г.
(обратно)306
Решено: мы устроим наш маскарадный выезд завтра вечером — в 9 часов мы соберемся у маменьки. Приезжайте в черном домино и в черной маске — ваша карета нам не нужна, но слуга может понадобиться — наших слуг могут узнать. Мы расчитываем на ваше остроумие, дорогой Пушкин, чтобы оживить всю эту затею. Затем вы поужинаете у меня, и я еще раз поблагодарю вас.
Д. Фикельмон.
Суббота.
Если хотите, маменька приготовит для вас домино.
Г-ну Пушкину.
(обратно)307
Переделано из воспоминаниями
(обратно)308
г-ну Роберу и м-ль Юлии.
(обратно)309
Обнимаю вас от всего сердца, дорогая и милая княгиня Вера, и благодарю вас за то, что вы наконец отправили к нам нашего дорогого путешественника. Благодаря бога, я нашла его в гораздо лучшем состоянии, чем о том извещала меня его записка, помеченная Помераньем: он немного кашляет и утомлен — вот и вся его болезнь, которая, я надеюсь, через несколько дней отдыха исчезнет совсем […]. Тысяча нежностей всей дорогой и любезной семье. Прощайте, я вся обложена счетами, как и должна быть [хозяйка] к 1-му числу месяца. Будьте здоровы, дорогой друг.
(обратно)310
В подлиннике: из кибитка
(обратно)311
В подлиннике: примѣренія
(обратно)312
Что касается г-жи Карцовой, то всё, что бы она ни говорила, она словно поет.
(обратно)313
Вы могли бы заметить, генерал, что она фальшивит.
(обратно)314
Раз уж мы стали откровенничать, позвольте, генерал, повторить вам просьбу графини Потемкиной о восстановлении доброго имени моего мужа.
(обратно)315
Переделано из Ограждения
(обратно)316
Переделано из подавления
(обратно)317
Цифра 16 переделана из 15
(обратно)318
18 марта.
Не успела я успокоиться относительно вашего пребывания в Москве, как мне приходится волноваться по поводу вашего здоровья — меня уверяют, что вы заболели в Торжке. Ваше бледное лицо — одно из последних впечатлений, оставшихся у меня в памяти. Я всё время вижу вас, стоящим в дверях. Предполагая увидеть вас на следующий день, я глядела на вас с радостью — но вы, бледный, взволнованный, вероятно, болью, которая, как вы знали, отзовется во мне в тот же вечер, — уже тогда вы заставили меня трепетать за ваше здоровье. Не знаю к кому обратиться, чтобы узнать правду — я пишу вам уже в четвертый раз. Завтра будет две недели с тех пор, как вы уехали, — непостижимо, почему вы не написали ни слова. Вам слишком хорошо известна моя беспокойная, судорожная нежность. При вашем благородном характере вам не следовало бы оставлять меня без известий о себе. Запретите мне говорить вам о себе, но не лишайте меня счастья быть вашим поверенным. Я буду говорить вам о большом свете, об иностранной литературе — о возможности перемены министерства во Франции, — увы, я у самого источника всех сведений, мне не хватает только счастья.