Писатели ходят «с кругами синими у глаз» от преферанса. Я сыграл пару раз и перестал.
Дивно цветет акация, и вообще 2 х 2 = 356. Какое-то мое колесико сломалось. Спасибо, что передали стихи и за заботы. Живу, как жук в аквариуме, — за стеклом все видно, а ничего не коснешься.
И все же посылаю вам молитву из поэмы:
— Я сегодня устал, а до завтра мне не добраться. Я не прощенья прошу, а, Господи, просто прошу: пусть все, как есть, и останется: солнечная современность тюрем, казарм и больниц. Если устану от тюрем, казарм и больниц в тоталитарном театре абсурда, если рука сама по себе на меня поднимет какое орудье освобожденья, — останови ее, Господи, и отпусти. Пусть все, как есть, и останется: камеры плебса, бешеные барабаны, конвульсии коек операционных, — и все, чем жив человек, — рыбу сухую, болотную воду да камешек соли — дай мне Иуду — молю! — в саду Гефсиманском моем! Если умру я — кто сочинит солнечную современность в мире, где мне одному отпущено лишь сочинять, но не жить. Я не коснусь благ и богатств твоих тварей. Нет у меня даже учеников. Только что в сказках бабки Ульяны знал я несколько пятнышек солнца, больше — не знал, если так надо — больше не буду, клянусь! Не береги меня, Господи, как тварь человечью, но береги меня как свой инструмент.[49]Очень рад, что в Париже появился чудесный мальчик[50]. Есть еще один младший братик. Очень интересно было бы познакомиться с его игрой. Невежда я, жду Вашего перевода.
А сейчас пишу статью о частушке.
Не видели моего Державина во 2-м № «Русской речи»? Кое-что осталось.
Будьте здоровы!
Обнимаю Вас и Вас<илия> Абгаровича!
Ваш В. Соснора
15
Переделкино, 6. 6. 67
Виктор Александрович, дорогой наш!
Сколько Вы еще поживете в Коктебеле?
Застанет ли Вас это письмо?
Ваше — такое печальное!
Писать не о чем. Поговорить бы! Рада, рада буду, если сможете остановиться в Москве.
Перевести Доминика[51] — нет энергии. На днях жду его новую книгу. Эльза пишет, что она «совсем не похожа на первую», что «отчаянная, гениальная книга».
На выставку Маяковского, оказывается, ходят не только на вернисажи — человек 500 каждый вечер!!
У нас второй день дождичек. В кухне пекут огромные пироги с ягодами и с капустой по случаю дня рождения внука Всев<олода> Иванова — ему (внуку) 17 лет.[52]
Сирень отцвела. Цветет жасмин. Ирисы, желтые лилии, всякие колокольчики. Соловей не унимается. Скачут белки — их смешно сопровождают птички — мотоциклисты. Никогда такого не видели! Забежал к нам в сад лосенок.
Были на выставке Кулакова[53]. Красиво развешано, красивые вещи. Народу мало, но в книге отзывов — хвалят.
Обнимаем, любим.
Лиля Брик
Читали? Понравились отдыхающим Ваши стихи? Впрочем, какое может быть сомнение! Конечно, понравились!
16
Переделкино, 17. 7. 67
Дорогой, дорогой Виктор Александрович, обрадовалась Вашему письмецу.
Мы живы. Вася с Львовским пишут пьесу на тему «Маяковский» для Театра сатиры. Не столько пишут, сколько стараются написать… «Анна»[54] снимается. «Чернышевский» как будто принят.
Журнал «Вопросы литературы» неожиданно попросил у меня главу о Маяковском и Достоевском. Она уже в наборе. И просит еще что-нибудь из моих воспоминаний. Не знаю, хорошо ли это…
В Париж собираемся в ноябре — е. б. ж. Готовим для Франции выставку «М<аяковск>ий и его время». Французы отпустили на это дело много денег. Наши — немного, но все-таки! Плучека сильно топтали газеты «Сов<етская> культура» и «Труд». Журнал «Театр» тоже подбавил. Якобы — за грубость. Но мы-то знаем, что Плучек нежнейший человек…
Встретили на приеме во франц<узском> посольстве Вознесенского. Говорит, что стихи писать бросил и занялся живописью!
Вчера Юлик Ким расписался с Петиной дочкой[55]. Собирались справить это достойным образом. Я говорила с Юликом по телефону, он рад-радешенек.
Пишите нам в Москву.
А где Марина? Поцелуйте ее.
Лиля
17
24. 7. 67
Дорогая Лиля Юрьевна!
Очень рад, что у Вас все хорошо. И безумно рад, что идет из Ваших Воспоминаний. Вы мне ничего о них почему-то не говорили. А очень хотелось бы почитать, если можно, конечно.
Да, идут дружной семьей Анна с Гавриловичем![56]
Почему Вы пишете «не знаю, хорошо ли это…» о воспоминаниях. Да — прекрасно! Ведь Вам-то известно больше всех.