Три часа полета до Борисполя растянулись в моем застывшем сознании на века, а всю дорогу от аэропорта до Киева я едва удерживал себя от желания выбросить таксиста на обочину, самому сесть за руль и повторить свой стремительный проезд через Тель-Авив полугодичной давности. Кстати, потом я узнал, что в тот раз меня засекли все камеры видеонаблюдения, а из их записей умельцы собрали видеоклип и показывали потом в полицейских школах в качестве учебного пособия. От аннуляции прав и миллионных штрафов меня отмазал всемогущий Эйтан.
Когда мой самолет садился в Борисполе, консул уже успел "удостоверить" Анину личность и освободить ее из-под опеки майора Шумейко. Теперь она безвылазно сидела в номере гостиницы "Украина" под охраной сотрудницы посольства, с деланным безразличием на лице и с безмерным удивлением в душе объясняющей ей как пользоваться душем и туалетом. В этот номер я и ворвался, неосторожно повалив распахнутой дверью бдительную охранницу. Суровая дама немедленно выхватила оружие, но выстрела не последовало. Я так и вообще не заметил, куда делась охранница: в последующие часы в мире существовали только мы двое. Но когда в дверь начали стучать более настойчиво, нам наконец удалось оторваться друг от друга.
В общем, ее переезд в Израиль прошел стремительно и четко, как бывает всегда в нашей стране, если надо предпринять нечто неординарное. Ну а внутри страны, когда первые страсти улеглись, израильская бюрократия, ошарашенная аниным таинственным появлением, дала нам бой по всем фронтам. Такое, к сожалению, тоже случается в нашей стране. Гордые своею значимостью чиновники, покровительно посматривая на нас, требовали все новые и новые справки, документы и свидетельства. Потом они сокрушительно качали головой и выискивали все новые и новые параграфы запутанных законодательств, которым моей жене следовало соответствовать, но она, к великому их сожалению, не соответствовала. Как бы там дело не обстояло, но моя любимая уже была со мной, поэтому я был счастлив, доброжелателен и готов прощать чиновникам их маленькие слабости. Сама же Аня воспринимала эту бюрократическую возню, как забавную игру, в которую играют взрослые дяди от безделья. Впрочем, так оно и было.
Так продолжалось больше года, пока за дело не взялся Эйтан, но даже ему не сразу удалось пробить глубоко эшелонированную оборону министерских функционеров. Но вот, наконец, и она – окончательная победа в виде синих корочек удостоверения личности с улыбающейся Анютой на фотографии. Теперь она сможет получить настоящий, а не липово-временный загранпаспорт и осуществить свою мечту – вернуться в Заворичи.
Пока шли эти баталии, Анюта идеальна вписалась в общество моих родственников и друзей. Моя мама теперь души в ней не чает и называет не иначе, как "Аннушка", а иногда – "Ханеле". К тому же она безмерно благодарна Ане за то, что та вытянула меня из сжигавшей меня тяжелой депрессии. То, что она же и была причиной той депрессии, мы рассказывать не собираемся и мама до сих пор убеждена, что я тогда страдал от неразделенной любви. В общем, экзальтированная петербургская дама нашла родственную душу в средневековой киевской девчонке. Подозреваю, что объединяет их слепая любовь ко мне, но, к счастью, обошлось без ревности. Всю правду мы маме так и не рассказали.
Мои друзья приняли ее не сразу, но быстро, да у них все равно не было иного выхода. К тому же моя молодая жена настолько располагает к себе хороших людей, что я ее даже пытался ревновать, но сразу переставал, как только видел ее изумрудные глаза, смотрящие на меня. Никто, разумеется, не имеет ни малейшего представления об ее происхождении и не раз возникали забавные ситуации из-за ее незнания простейших реалий современной жизни. Порой нам было очень весело выкручиваться из таких положений. Например, совершенно случайно выяснилось что Аня не знает кто такой Гитлер. Тогда мне удалось выкрутиться, выдав это за ее принципиальную позицию: мол не знаю и знать не хочу этого подонка. А однажды нас спросили, как мы познакомились. Я честно признался: "В Сети", что вызвало множество веселых приколов, закончившихся сакраментальным вопросом: "Сколько времени вам понадобилось, чтобы перейти от виртуала к реалу?"
Так как при этом все почему-то смотрели на Аню, то она сказала неуверенно:
– Чуть больше тысячи лет!
…И вопросительно посмотрела на меня, так как еще путалась с устным счетом. Ее ответ вызвал взрыв хохота, потому что был воспринят как гипербола, хотя моя единственная изрекла сущую правду. Математически точно ей, однако, следовало бы сказать: "Минус тысяча лет". К тому же мы так и не упомянули о том, чем сопровождался для меня тот переход к реалу. А сопровождался он блужданием в сомнительной компании по лесам и болотам левобережья Днепра и сражениями с разбойниками, прото-венгерскими всадниками и гигантскими ящерами. Окровавленная морда того монстра, что чуть не отправил меня на тот свет, до сих пор снится мне по ночам.