Серый придирчиво осматривал переплёт. Его выражение лица целиком и полностью уничтожало всё романтическое настроение Шарля, превращая искусство последнего в простое ремесло. «Неплохо, — изрёк серый, — хотя не мне оценивать». — «Позвольте задать несколько вопросов», — сказал Шарль. «Задавайте». — «Зачем такой излишек материала, даже если бы я испортил несколько пластов, оставшихся с запасом хватило бы на несколько переплётов; при этом в сопроводительном письме мне встретился целый ряд угроз, связанных со случайной порчей материала — а на деле кожи у меня было на десяток попыток…» Серый покачал головой: «Не совсем так, господин де Грези; количество переданной вам кожи обусловлено необходимостью обеспечить вам свободу творчества, тем более мы не могли знать, сколько и какой кожи потребуется для создания переплёта — всё-таки профессионал здесь вы; а угрозы предназначены для того, чтобы вы как можно более экономно относились к предоставленному материалу; я надеюсь, у вас что-нибудь осталось?» — «Да, конечно, — Шарль позволил себе улыбнуться, — я использовал всего два участка; передняя часть сделана из кожи с груди, а задняя — со спины, в этом тоже своя символика». — «Вот и хорошо, — подытожил серый, — значит, вы всё поняли правильно».
Шарль смотрел на серого внимательно, ожидая продолжения. «Да, конечно, — спохватился серый, — оплата вашего труда, она последует, как только заказчик одобрит работу; я так понимаю, что всё закончено и больше времени вам не нужно?» — «Нет», — покачал головой переплётчик. «Вот и замечательно, таким образом, я попрошу вас вернуть все оставшиеся материалы, кроме, — тут он, как ни странно, улыбнулся, — кошелька с задатком; письмо я бы тоже попросил вернуть — я надеюсь, вы помните о его содержании». — «Да, конечно. — Шарль извлёк из-под стола свёрток. — Здесь всё». Серый кивнул: «Я не буду проверять; если заказчику всё понравится, вознаграждение последует тут же, я не берусь сказать, сегодня или завтра». — «А если не понравится?» — спросил Шарль. Серый покачал головой: «Лучше надейтесь, что понравится».
Он встал, покинул кабинет и пошёл вниз — в своей обыкновенной привычке, не размениваясь на лишние слова, даже не прощаясь. Свёрток он держал под мышкой, книгу — просто в руке. «Может, — сказал вдогонку Шарль, — книгу стоит завернуть?» Серый обернулся на полпути: «Если ваш переплёт столь хрупок, что не выдержит и нескольких минут в моей руке, стоит ли он хотя бы одного су?» — «Да, конечно», — кивнул Шарль. Серый вышел.
Переплётчик спустился, запер дверь, затем снова поднялся в кабинет. С момента своего прошлого визита серый значительно изменился. В первый раз он казался не человеком, а големом, лишённым эмоций часовым механизмом, который перемелет любого промеж своих шестерён и даже не поперхнётся. Сейчас у серого неожиданно проявились человеческие черты — он улыбнулся, в его речи проскальзывали разговорные выражения (ранее создавалось ощущение, что он говорил по писаному).
Казалось бы — что осталось у Шарля от проделанной работы? Книга отправилась к заказчику, дополнительные материалы также были возвращены. Деньги? Туго набитый кошелёк с монетами? В принципе оставались ещё непригодные для полноценных переплётов обрезки, которые можно было использовать для украшения других книг: Шарль ничего не выбросил.
Но мастер оставил себе ещё кое-что. Он скопировал портрет. Это было не очень трудно, поскольку художник не трудился над проработкой деталей, и любой человек с более или менее приличной подготовкой и не обделённый талантом смог бы изобразить то же самое буквально за пару часов. Портрет мадемуазель Атенаис стал первым в обширной коллекции. Шарль впоследствии удивлялся сам себе, почему эта простейшая идея не пришла в его голову раньше — сохранять изображения всех тех, чью кожу он использовал в том или ином переплёте. Отныне он не упускал ни единого тела. За две недели работы над книгой Атенаис бродяги доставили ему два трупа — он обработал участки их кожи и в обязательном порядке зарисовал внешний вид. Книги, снабжённые подобной иллюстрацией, становились глубже, обретали новые слои. Более того, в какой-то мере такая практика придавала книгам одушевлённость. Кожа — это материал, но человек — это нечто несоизмеримо большее, это не только тело, но и душа. Мадемуазель Атенаис стала первым экземпляром в коллекции человеческих душ Шарля де Грези.