У Анны были уже и поклонники. Иногда ей присылали огромные букеты цветов, сладости и прочую дребедень. Первые Анна отдавала Джованне, вторые съедала, присоединённые к подаркам письма с уверениями в восхищении и верноподданстве бросала в камин, не читая. Её, рано повзрослевшую и распутную, умную и жестокую, интересовали совсем другие вещи. Читая романы о первой чистой любви, Анна поражалась глупости персонажей. Она не понимала, что такое любовь, и воспринимала мужчин исключительно как самцов — за исключением отца. Отец входил в некую отдельную категорию (в принципе наряду с Дорнье), которую вкратце можно было охарактеризовать так: Анна не причинила бы этим людям вреда. Но не более того.
За шесть дней до празднества Джованна шепнула Анне: «Всё готово». Есть тайный дом-убежище, есть верные люди, есть жертва. «Завтра», — ответила Анна. Внутри неё всё ликовало. Она действительно хотела понять, что такое настоящее насилие. Не жалкая порка за пару монет с последующим совокуплением или без оного, а пытка, ведущая к смерти. Она хотела почувствовать себя господином Жюлем, осознать свою исключительность, своё величие, проявить свою жестокость.
На следующий день она и в самом деле выехала в город под предлогом необходимости навестить кое-какие лавки. Предлог был забыт уже за воротами замка: Анна-Франсуаза напрямую поехала по указанному Джованной адресу. Верная служанка сидела напротив. По её лицу ничего нельзя было прочесть, но Анна-Франсуаза знала, что итальянка не одобряет наклонностей госпожи. Джованна думала, как же так вышло. Сколько лет она знала эту девочку, затем девушку (сама Джованна была старше всего на шесть лет), и та всегда казалась ей не более чем хулиганкой, даже жестокие её забавы оставались лишь игрой и ничем более, она не стремилась к настоящему злу. А теперь по плотно сжатым губам хозяйки итальянка читала решимость и чудовищную, нечеловеческую жестокость. Анна ехала убивать человека, которого даже не знала, никогда не видела, и это убийство воспринималось ей даже не как забава, но как суровая необходимость.
Видимо, Джованна имела талант к физиогномике и к тому, что несколькими столетиями позже назовут паралингвистикой, поскольку она совершенно правильно прочла по лицу Анны её настроение, планы и цели. Другой вопрос, что итальянка не умела заглядывать в будущее и никак не могла догадаться, как изменится мировоззрение хозяйки после грядущих событий. К слову, здесь стоит отметить, что служанка проявила весьма невысокий уровень проницательности, поскольку уже не раз становилась свидетельницей резких изменений в настроениях и характере Анны, причём изменения эти базировались именно на личном опыте. Сейчас же Джованне казалась, что Анна для неё и для мира навсегда потеряна.
О чём думала Анна-Франсуаза? Пусть это останется тайной. Мысли девушки блуждали где-то в облаках. Она не предвкушала действо, но старалась временно забыть о нём, размышляя о сторонних вещах, как то: подготовка к шестнадцатилетию или знакомство с многочисленными молодыми людьми из высшего света. Анна была лишена алчности в том смысле, что не стремилась к браку по расчёту, ради увеличения собственных богатств или положения в обществе; она знала, что если и решится выйти замуж, то лишь потому, что захочет этого сама, причём причины подобного желания могут быть самыми разными. И теперь, сидя в карете, движущейся по направлению к городу, она думала, встретит ли на собственном дне рождении хотя бы одного человека, достойного её внимания. Нет, простите, не внимания — любви.
Когда карета остановилась, Джованна выскользнула наружу и подала руку госпоже. Было около четырёх часов, прекрасная погода, яркое солнце, лёгкие облачка, и Анна даже подумала, что подобные природные блага грех менять на тёмный грязный дом и общение с подозрительными субъектами. С козел спрыгнули два дюжих пажа-охранника. Чаще всего они оставались у кареты, но на этот раз в их задачу входило полное сопровождение герцогской дочки. В какой-то мере Анна сомневалась в их молчании, но Джованна уверила её, что люди верные и алчные до денег. Если хорошо заплатить, то раз за разом будут молча выполнять свои обязанности, и ни одни посторонние уши ничего не услышат.
Джованна постучала в дверь. В ожидании ответа Анна осматривала улицу. Солнце разогнало всякую шваль по углам, но всё равно было видно, насколько беден и убог район, в котором они находились. Облупленные покосившиеся домишки, выпавшие из кладки камни и кирпичи, проваленные крыши, самая окраина города. На шикарную карету из-за углов глазели мальчишки, но подходить ближе опасались — мало ли что, огреет кучер кнутом, и всё. Денежки просили обычно у людей попроще, а у таких высоких особ, что в золочёных экипажах разъезжают, лучше было ничего не брать, себе дороже выйдет.