Но мне нужно было измениться, и моя жизнь уже была другой. Тогда я взял эту чертову книгу, написанную обыденным, нудным языком. Книга с легендами, кажется.
Я боролся через слова и строки, пока, весь измотанный в битве, не сразил первую страницу (она была большая). Тогда я вновь замер, провел глазами медленно по комнате, и взгляд оборвался о маленькое движение. Такое неприглядное, но сильное в условиях неподвижной комнаты. Мошка ползла по подушке, припрыгивая, отскакивая и вновь начиная ползти. Знаки – их почему-то чувствуешь сразу. Это был сам мир, что пришел со мной говорить? Или это был мой старый лучший друг, мой прадед, такой же человек моря?
Здравствуй, спасибо, что здесь со мной.
Сколько времени?
На часах 22:22.
31.
Так текут дни нашей жизни – циклично, насыщенно, невыносимо. Иногда медленно, иногда быстрее, порой на полной скорости они летят в свободном падении вниз, чтобы разбиться и исчезнуть.
Я зачеркиваю дни на моем календарике. 27 дней, и все должно кончиться. Я не знаю, как, но это неважно. Главное уехать.
Девочки уже спрашивали, что я собираюсь делать. Я ответила, что не хочу ничего планировать. В этом действительно нет смысла. Стоит лишь подумать о будущем, четком и полном, как придет жизнь и разнесет твои представления к чертям. Представь море, и через день жар высушит его до песка. Представь воду, и вяленым станет живое, а корабли будут сжаты потрескавшейся породой.
Мир – нет – не рушит мои планы, он лишь показывает мое место в нем. Дает понять, что он больше и глубже моих жалких мыслей, повторяет, что мне ничего не известно. Я подружилась с миром и перестала гадать и предсказывать. Теперь я лишь следую за знаками, чтобы оказаться там, где я должна быть.
Однако, мы все же знаем, что можем остаться. Все это лишь слухи, в которые нам так хочется верить. Но выбора нет: между пустотой и ложью нас клонит к последнему. Эти слухи передавались от плеча к плечу, закликали конец стадионов и корпусов. Кто-то забирает это место. Наш туманный спаситель.
Никто, конечно, не отпустит нас просто так. Но в суматохе новизны убежать будет просто. Нужно только дождаться.
Ах, неизвестность! Что может быть слаще и ужаснее! Для того мы и родились, чтобы не знать и удивляться.
32.
Когда отстраняешься от людей, спектр чувств сужается. Больше нет безумных взлетов и падений, умещенных в минуты. Нет молниеносных превращений тоски в возгласы радости. Все ровнее, тише. Даже рыдания перестают разбивать стекло и беспокоить соседей, они теперь всхлипывания с закрытым ртом, лишь содрогание тела, заключенное внутри.
Переходы либо отсутствуют, либо размазаны по неделям. Я целыми днями пребываю в одном состоянии, которое я не могу описать. Состояние закрытого человека. Умеренное, безмолвное, благословленное.
Чувства, схожие с эмоциями отшельника, уже 30 лет живущего в тундрах. И ничего не может тебя потрясти настолько, чтобы животная дикость вырвалась на свободу.
Мне теперь не хватает этой ограниченности. При всех эйфорических минутах, когда рот сводит от улыбок и смеха, а глаза не верят в происходящее, переживать часы боли становится все сложнее. Я снова становлюсь чувствительным, и любое слово, брошенное в меня, может стать иглой, вонзающейся в мякоть. Я только встаю на ноги, и я полностью голый. Ничего не защищает меня от острых людей.
Я хотел бы стать решетом, чтобы они протекали сквозь меня и вытекали из спины куда-то в воздух или в землю. Но вместо этого они застревают внутри, переполняют меня, и я чувствую, что вот-вот взорвусь.
Но я отвлекаюсь. Главное отвлечь свой пытливый взгляд.
33.
Я проснулась первой. В ту ночь мне было трудно уснуть, что было непривычно. В обычные дни сон был мгновением между сегодня и завтра, моментальным порталом, который позволял пропустить мучения темноты и ночного бездействия. Я закрывала глаза, утомленная тренировками, разговорами и перенасыщенным днем, и резко падала в сон. Сон, который вспоминаешь только с утра и который, если его не рассказать или не записать, уменьшается до висящего где-то в воздухе непередаваемого ощущения. Утром меня вырывал в реальность знакомый до ненависти будильник. Но бывало и так, что, избежав смертельное падение во сне, я приземлялась в своей кровати, с ужасом и счастьем видя белый с плесенью потолок.