Вода, нагретая пламенем, была теплой, как молоко. И погрузившись в ее горячую мягкость до колена, мы нырнули с головой вниз.
Оглушающие звуки сражения стихли, и под водой лишь глухо отдавались удары. Держа руки клином, я создавала волну своим телом, но я не могла не повернуть голову назад. Вдали медленно проносилась семья, накрытая синим одеялом, и уже врозь уплывали безжизненные тела.
Мы знали, что наступило время большого потопа. И не ступить более на прежнюю землю, не сгорев до тла. Мы знали, что учесть у нас одна – переплыть океан и найти новый берег. Но мы не смели представить, какой ценой обойдется спасение. Еще на вершине мы отпустили надежду.
Мы плыли в теплой воде, теряя себя и теряя друг друга.
Первой исчезла Сал.
Такой пронизывающий стон, словно все страдания мира были заключены в этом единственном крике. Он пробирал меня до дрожи, пройдя от ушей до самого сердца. В каждом призвуке – слышалась такая боль, что мне оставалось только сжаться и зажмурить глаза. Это было невыносимо.
Так она кричала, и мы мучались вместе с ней. И затем мы смотрели, потому что не смотреть было невозможно. Наши сухие, широко распахнутые глаза обливались не слезами, а кровью и страхом. Ужас был слишком сильным для избытка эмоций. Вместо этого белые, как мрамор, лица продолжали наблюдать, как гаснет маленькое знакомое тело в лучах уплывавшего солнца.
Это была морская трава. Точнее, морские деревья. Ещё точнее, чёрная от густоты чаща, тянущаяся мерно от дна почти до самой поверхности. Издали она казалась мне странной мутью в воде, границей иного залива в море или чем-то ещё, что не могло помешать нам плыть дальше. Но вода в тех местах была кристальной, и вскоре мы увидели тонкие пласты-щупальца, не похожие на другую растительность как минимум своими масштабами. Это было целое поле тишины, и рыбы, выстреливающим движением мчащиеся под нами, перед этой стеной меняли свой курс, разбегаясь направо и налево.
Я выдохнула и медленно пошла ко дну.
Уйдя на метр или два в глубину, я поняла, как далеко мы оказались от берега. Предела воды не существовало. Точка, парящая перед неизвестным врагом или другом, и никого. Пожалуй, вот оно – абсолютное уединение. Тогда не существовали даже девочки.
Наивно было бы думать, что в такие моменты разум наконец замолкает и человек обретает тот недосягаемый покой, о котором так мечтают несчастные обладатели большого ума. Напротив, некоторые мысли даже ускоряются. Они вырастают, несутся, кричат, но тебя с ними нет. Ты видишь их, они видят тебя, но ты погружён, а они наверху. И поэтому ты не гонишься за ними и впервые чувствуешь контроль за свой пульс. В твои вены ничто не может пустить тревогу.
И вот в воде начали растворяться частички света, и обрели форму сияющие полосы неба. Мне стало понятно, почему рыбы не осмелились вторгнуться в лес перед нами. На каждом вытянутом листе теперь переливались невероятными оттенками тончайшие нити.
Следом вытянули из жизни Валире.
Ее длинное тело были растянуто черными зарослями, берущими начало из самого земного ядра, и вскоре она сама походила на длинную водоросль. Ее длинные кудрявые волосы, не потерявшие нежность касания даже в соленой воде, растаскали хищные рыбы. Огромные лица с пустыми, стеклянными шарами вместо глаз, они не могли устоять перед дикой белизной овала ее лица, перед блеском ее растянутой кожи. Локон за локоном выдергивали острые зубы, как сорняк из земли. И повсюду шныряли лопатообразные морды, гладкие тела нежно-белого цвета, их мечущиеся хвосты, что молотом били воду вокруг.
Затем пришла очередь Нан.
Моя любовь, мой дом, мои слезы, моя сестра – ушла, отпустила стальную хватку моей руки и уносилась все дальше, дальше… Пока я не могла догнать ее, но я плыла, гребла немеющими костями, резала толщу, гналась за ней. Мне казалось, еще чуть-чуть, и я дотянусь до нее. В моей протянутой руке до конца горела надежда. Но течение уносило ее дальше, запах, кожа, и тепло вокруг нее – я знала его наизусть – расплывалось и растворялось в белый морской туман. Глаза! Я вырву вас, как только доплыву до берега! Глаза развидели ее.
Нан, все страдания, что ты причинила мне за нашу долгую связь, не сравнятся с той болью, когда я отпустила тебя, когда взгляд твой прикрыла вода. Нан, последнее касание твоей ладони, и твою спину откинула назад непомерная сила. Нан, ты была последним, что у меня осталось. Теперь у меня нет ничего.