Я практически чувствовала запах Пэдди Райана позади нас.
У нее слабая нога, но не руки, - подумала я.
- Ты сможешь залезть на дерево? - спросила я ее. Мы приближались к деревьям за пределами отблесков костров, здесь было темно. - Селин, ты умеешь лазать по деревьям?
- Думаю, да, - ответила она.
Ей удалось одарить меня храброй испуганной улыбкой. Я-то всегда умела.
- Вот на это, - сказала я. - Становись на здоровую ногу. Прыгай!
Я обхватила руками ее талию, ставшую такой тонкой, что я чувствовал ее ребра, как обручи у бочки, и подтолкнула ее вверх. Она ухватилась за ветку. Я надавила на подошву ее ботинка, и она полезла сквозь ветки, и я увидела, как она поморщилась от боли. Я перекинула винтовку через плечо и полезла следом.
Мгновение спустя мы услышали их внизу, и мне оставалось только молиться всем богам, включая вашего, чтобы они не были ни индейцами, ни ночными охотниками и не смотрели вверх, потому что хотя я и сняла с плеча винтовку, я могла бы застрелить двоих из них, а может, и троих, но я не смогла бы перестрелять их всех, прежде чем они застрелят меня. Нам повезло. Они прошли мимо.
К лошадям.
И через несколько минут вернулись с ними - лошади фыркали, им не нравился густой колючий кустарник, через который их вели, и я услышала, как Пэдди Райан рассмеялся и сказал, что хотел бы посмотреть, как далеко они продвинутся без лошадей, а затем крикнул, проходя мимо догорающего костра:
- Увидимся утром, дамы, зная, что мы должны быть поблизости.
Когда мы убедились, что они ушли, я помогла сестре спуститься. Было тихо. Стрельба прекратилась. Когда, я не знаю.
- Мы стали ждать вас, - закончила она.
Глава 13
- Думаешь, она успела? - спросил Матушка.
- Лучше бы успела, черт возьми, - сказал Харт. - Считаешь, что мы тут засиделись?
- Это точно.
В коридоре лежали трое охранников, убитых во время их первого слепого броска на нас, но мы не успели ничего сделать снаружи. Я насчитал двенадцать или тринадцать человек, которые вели огонь из-за повозок или из-под них. Винтовочная стрельба лилась непрерывным потоком. Было трудно сделать выстрел, не говоря уже о том, чтобы прицелиться. Мы бросились к задней двери. Пробежав половину коридора, я оглянулся через плечо, увидел темную фигуру, приближающуюся к нам, и выстрелил в ее сторону, а затем побежал дальше.
Еще десять шагов, и мы бы добрались до двери. Еще десять шагов - и мы могли бы свернуть в одну из открытых комнат по обе стороны.
Вместо этого фортуна заманила нас в ловушку в коридоре, где на три наших винтовки пришлось шесть.
Я принял на себя первую пулю, она ударила меня как кулак в бедро, и в тот же миг двое охранников рухнули под нашим огнем, а Матушка получил вторую пулю чуть выше бедра, а затем и третью - прямо в грудь, но, к моему изумлению, остался на ногах, только отшатнулся назад, продолжая стрелять. Мы втроем медленно продвигались вперед, прижавшись к стенам, и уложили еще двоих у дверного проема, пока оставшиеся двое отступали за порог, разворачивали винтовки и стреляли наугад, вслепую. Харт выхватил "Миротворец" и выбил огромные щепки из обрамления двери с обеих сторон, пока мы не оказались почти у цели, и тут Матушка издал нечеловеческий звук.
Мы с Хартом повернулись, когда винтовка Матушки упала на пол, и мы увидели что-то размером с железнодорожный костыль, торчащее из его шеи. И оно, казалось, пыталось вырваться оттуда, двигаясь из стороны в сторону и вверх-вниз, словно живое существо, пытающееся освободиться. Матушка сжал кулаки и схватился за него, словно желая сохранить его частью себя, глаза Матушки были расширены, кровь, как густой яркий сироп, стекала изо рта на грудь и пульсировала, ударяясь о стены.
Он слегка сместился в сторону, и за его спиной появилась старая безумная Ева - крошечная в своей тени, какой-то ужасный гном, способный свалить великана, - обеими костлявыми руками вцепившаяся в рукоять своего обсидианового клинка и пытающаяся вырвать его из шеи Матушки, ее губы оскалились в дикой усмешке, глаза щурились и подергивались, как будто она пыталась сфокусироваться на чем-то далеком в слепящем свете, пока Харт не переступил порог и не выстрелил прямо в слезящийся желтый глаз, окрашивая стену всякой мерзостью, которая успела поселиться в ее мозгу.
Она лежала неподвижно, и я увидел, что это за белое полупрозрачное одеяние, оставляющее ее длинные тонкие руки и каскады плоти на животе почти отвратительно обнаженными.