Выбрать главу

Я мог бы наполнить толстые книги описанием того, что я видел и слышал, путешествуя таким образом, впереди или позади моего могущественного покровителя, подобно тому как мягкий свет планеты, которую я только что упомянул, перед восходом или заходом солнца сливается со светом великого светила. Я мог бы рассказать о корысти, стяжательстве и жестокости; о вспышках ненависти, которая прежде выдавала себя за любовь, или о любви, которая заставляет бросаться на посиневший труп и покрывать его поцелуями; о родителях, в страхе покидающих своих детей; о безразличии, братоубийстве, распущенности, извращениях, людоедстве, безумии, суеверии. О церковных процессиях, которые вдруг обращаются в паническое бегство, бросая святыни; и о священниках, внезапно падающих мертвыми во время службы; о походах и осадах, прекращающихся, не успев начаться, по милости миротворца — смерти. О заразе, оскверняющей спокойное угасание старости; о дедах, предающихся разврату отчаяния, в то время как умирают внуки; о несостоявшихся свадьбах; о попойках, на которых никто не встает живым из-за стола; о голых женщинах на улицах; о городах, внезапно опустевших из-за слуха, высосанного из пальца или пущенного каким-нибудь шутником (которого потом четвертуют); о людях, по-царски одаривающих или сжигающих ведьм; о магах, наживающих огромные богатства; о пляшущих толпах, которые тянутся по дорогам; о религиозных фанатиках, наполняющих воздух щелканьем бичей; о сотне девственниц, утопившихся в озере; о животных, которых судят и казнят или молят о прощении; и об отрезанных у живых людей частях тела, вывешиваемых на алтарь; и о таинствах черной магии, предписывающих есть сушеные корни мандрагоры, вымоченные в человеческой крови. «Черная смерть», проказа и колдовство смешиваются в сознании людей в ужасную троицу. К каким только снадобьям и пожелтевшим фолиантам, рецептам, заклинаниям и тайным службам, посвящаемым святому Року, покровителю больных чумой, к какой мешанине из всех наук и религий не прибегают люди, желая победить это бедствие или преградить ему путь. Но, имея основания похвастаться некоторой доверительностью, существующей между нами, я знаю, что оно столь же мало обращает внимание на гербарии, которые суют ему под нос благонамеренные шарлатаны, как и на плач ребенка, которого только что обобрали. Это бедствие, которое люди прозвали бичом господним (какой вздор!), не так легко победить, и поэтому моя тактика, которая заключается в том, чтобы найти его и путешествовать вместе с ним, только на некотором расстоянии, далеко не самая глупая. С годами учишься многому: моментально удаляться при первом же серьезном нападении, нюхом чувствовать трупы, сжигать заразные одежды и вещи, и наконец, я не отрицаю действия некоторых целебных трав. Но самое главное — найти общий язык с «черной смертью», побрататься с ней, не бояться ее, использовать ее ради своей выгоды. Например, ради такой невинной выгоды, как возможность пожить в городе или деревне, не опасаясь нападения шайки заклинателей бесов! В этом куда меньше стремления выгадать, нежели в том, что я наблюдал среди других людей.

Я говорил о случае. Действительно, в моей жиэни непредвиденные события играли примечательную роль и она не оказалась для меня роковой лишь потому, что случай с самого начала входил в мои расчеты. Особенно в первые годы, когда я был новичком, который еще немногому научился у своего черного учителя, я часто попадал впросак, пожалуй, даже еще чаще, чем обычные жертвы, которые ждали нападения у себя в городах иногда с полной покорностью судьбе, иногда нет, но всегда пассивно, тогда как я, все время находясь в рискованном движении, увеличивал опасность, разыскивая и одновременно избегая ее. Если кто-нибудь и есть, кто может судить, как неосмотрительно действует судьба, то это — я!

Итак, осенью, в сумрачный октябрьский день, когда солнце закрывала тонкая дымка, я находился на берегу реки. Позади себя я оставил город, который тоже не буду называть, где под постоянной угрозой заразиться предавался фантастическим оргиям. Широкая дорога жалась к реке, которая, как бы спасаясь бегством, без всяких, впрочем, шансов на успех, разлилась в виде большого озера. Поодаль, стиснутая начинающимся предгорьем, она довольно неожиданно сужалась, и течение ее убыстрялось. В самом широком месте была переправа; на другом берегу дорога шла дальше, к деревням, где я бывал раньше и где, насколько я знал, еще не было чумы. Туда я и хотел попасть. Никаких мостов в округе не было. Сама природа как бы предназначила для переправы это самое, широкое место с медленным течением. За последним поворотом дороги я увидел несколько низеньких домов, рыбачьи сети, большие лодки, вытащенные на берег, развешанные для сушки паруса. Солнце казалось бледным диском, и далеко впереди в его неуверенном свете вырисовывались цепи гор.