Разговор лился рекой. Обстановка совсем исчерпала изначальный накал. Детишки всех возрастов подходили знакомиться, показывали свои творения: рисунки, фигурки, вырезанные из дерева, кое-как собранные игрушки. Особенно им понравилась Мари, видно чувствовали ее добрую натуру и не ошиблись. Мари, окруженная детьми, забыла о тревогах и полностью растворилась в их незатейливом обществе. Все расслабились и получали удовольствие. Все, кроме Адама и, как ему показалось, Омния. Человек в маске оставался сдержанным и холодным, несмотря на показательную открытость. Порой создавалось впечатление, что Омний мыслями находился где-то далеко и лишь изредка возвращался, чтобы дать очередной остроумный комментарий. И вот, их взгляды сошлись.
— Ты — меченый, избранный великой Матери, — проговорил Омний, не отводя глаз, время от времени показывающихся в прорезях маски.
— Да, это так, — сухо ответил Адам.
— Ты мне все еще не веришь, несмотря на то, что все мои слова претворились в жизнь. Это хорошее качество. Не верь никому, но принимай во внимание все: сказанное и несказанное, сделанное и несделанное. Ты замечаешь то, что не видят другие и видел то, что никому из них не узнать, — нравоучительно продолжал Омний. — Все известное тебе совсем скоро станет ничем. Тебе придется принимать решения, от которых будут зависеть судьбы. Ты должен быть готов к этому моменту. Можешь не верить мне, но помни эти мои слова: «Всегда думай, прежде чем клясться, однако если уже поклялся, прежде чем исполнить долг, посмотри, что лежит на чашах весов. Пусть на одной из чаш будет даже твоя жизнь, всегда смотри, что на другой. Помни, что порой сдержать слово — значит сотворить Великое зло, его нельзя выбирать ни в коем случае. Ты должен иметь силы принять кару за ошибку с чистым сердцем, не боясь последствий».
— На что это ты намекаешь?
Адам не понимал к чему эти предостережения, и почему человек в маске решил учить его жизни. Почему именно его? Да, он был избранным и, наверняка, ему было суждено свершить что-то действительно важное, коль об этом так много говорили другие, но он сам знал достаточно, знал, что в этой жизни поменялось и как с этим быть. Ему уже все рассказали: великая Мать породила шесть противоборствующих энергий, после чего, недовольная стремлениями своих отпрысков к абсолюту, силой воли вытеснила их на другую сторону реальности. Те, получив полную свободу, принялись бороться и скрещиваться, порождая вселенные, галактики, известное и еще неизвестное человеку во всем пространстве зазеркалья реальности. Так они породили и первородных Богов. Жизнь на Земле нисколько бы не изменилась, если бы Одли не решился на опыт с антиматерией, мельчайшей частицей со стороны реальности, где безраздельно властвовала она — великая Мать. В тот злополучный день, ее сила проникла в тюрьму первозданных энергий и запустила процессы изменения всего — приведения созданного изгнанными энергиями пространства к балансу. Он же, меченый, стал ее орудием, вестником ее воли, не осознающим собственного призвания, но обреченный исполнить его.
Адам уже успел принять факт, что от его желаний и решений мало что зависело. Если бы он повернул куда-то не туда, великая Мать сразу же одернула бы его, вернув на намеченный путь. Все это точно было известно и всезнающему Омнию. Этот факт заставлял задумываться над смыслом его слов снова и снова. Доверие, клятвы, решения — все же он на что-то намекал. Быть может на сделку с Калиго? Нет, в клятве богине Пустоты не могло быть зла. Он просто должен был передать волос незнакомой Мириме, разве в этом действе могло быть что-то плохое? Он получил свободу за эту мелкую просьбу. Обмен был не равноценен, в конце концов, Адам получил свободу сразу, но Калиго сама предложила, а спорить с богиней, желающей помочь, будучи в плену у ее злобного братца явно было бы плохим решением.
— Это не намек, это — совет того, кто знает великую цену ошибок, — закончил Омний, вновь заставив перебрать в голове сказанное им.
— Ерунда все это! — нарушил секундную паузу Вилли. — Я совершал столько ошибок, сколько никому из вас даже не снилось! Вот, как пример: в прошлом году был я на северной заставе и в одну ночь нагулял так, что, не при детях будет сказано, в общем, схлопотал я утром по лицу сразу от трех мадам. И ладно, если бы понимал за что, так никто из них и слова не проронил, да и другие помалкивали. Всю следующую неделю ловил на себе косые взгляды. Пришлось мне тогда собирать свои вещички и сниматься с поста, находиться там стало невыносимо скучно.
Разговор снова вернулся к набору бессмысленных историй и рассказов, от которых Адам почувствовал усталость. Решившись отвлечься, он извинился и, сославшись на желание справить нужду, направился в комнату своего пробуждения. Проходя мимо апостола, он задержался, привлеченный великолепием его конструкций. Как этот монстр появился здесь, откуда Омний его взял и, кто тот мастер, сумевший сотворить подобное? Внутри разгорелся профессиональный интерес, но мысли, давящие на голову, заглушили его сразу же, как взгляд оторвался от идеально отполированных пластин.