***
Адам проснулся в поту. Рядом с кроватью сидела Альфа. Заметив, что человек открыл глаза, она облизнула языком нос, затем запрыгнула на постель и, виляя хвостом, принялась облизывать его заспанное лицо.
— Ну, все, спасительница! Все, прекращай!
— Нравишься ты девочкам, я смотрю.
В дверном проеме показаласm Мари. Альфа, услышав голос хозяйки, сразу соскочила с кровати и поспешила оставить людей наедине, дав им возможность поговорить.
— О чем это ты? — спросил Адам, приподнявшись в локтях.
— Ну, как это, «о чем»? Вон, Альфа к тебе ластится, и вчера эта твоя новая знакомая, дева Альвильды — мечта всех мужчин, — Мари переступила с ноги на ногу и чуть тише закончила, — что думают одним местом. Ну, оно и ладно, — она пожала плечами, делая вид, что последнее ее мало заботит. — Что же, может, расскажешь, каково это стать избранником девы Альвильды? Она была особенно хороша или …?
Адам не услышал конца вопроса. Голова заболела с неистовой силой, буквально завибрировала изнутри. Перед глазами пронесся вихрь картинок, неразборчивых и ярких, словно кадры из фильма в очень быстрой обратной перемотке. Все тело пробила дрожь. Легкие с трудом заполнились воздухом, и, прощаясь с ним, породили протяжный стон.
***
— Что же, может, расскажешь, каково это — стать избранником девы Альвильды? Она была особенно хороша или, как и все остальные?
Мари не особо было интересно, какова Соня в постели, но промолчать, не поддев, она попросту не могла. Изнутри ее терзало ощущение несправедливости. Ей было несколько обидно, что тот, кого она выходила, кого отстаивала перед Советом, так легко и быстро переключил внимание с нее на какую-то девицу, пусть та и была девой Альвильды. Конечно, она и не думала получить особое внимание со стороны Адама, он, как мужчина, ей не особо нравился, но сам факт его связи с малознакомой девушкой, когда рядом была она, коробил ее женскую гордость.
Когда Меченый застонал и изменился в лице, Мари не поняла, то ли ему плохо, то ли таков был его ответ. Ну, а почему нет? Она не так хорошо знала этого человека, он мог отреагировать на личный вопрос как угодно, даже так. На всякий случай она поинтересовалась о его самочувствии, но то, что произошло дальше, затмило все ее мысли и породило внутри глубокое чувство обиды.
Оборвав протяжный стон, Меченый молча поднялся с кровати, а когда набросил на себя плащ, то подошел к ней почти в плотную и сквозь зубы ответил:
— Не лезь в личную жизнь других людей, это грязное дело. И, запомни, мне нет дела ни до кого, кроме моей жены. Ее нужно найти. Это — моя цель, это — моя задача.
— Ну, вот — на тебе, очнулся! — мгновенно завелась Мари. — Такая твоя благодарность?! Знаешь, я к тебе с сочувствием относилась, по-доброму, но после такого…нет, честное слово, ты просто невыносим!
Она посмотрела ему в глаза, но не нашла там ни раскаяния, ни каких-либо других чувств. Они не выражали ничего, были пусты, почти как у мертвеца.
— Это уже слишком! — не выдержав, выкрикнула она ему в лицо, но даже этот выкрик последней надежды не подействовал на Адама.
Подобного отношения Мари стерпеть не могла. Так и не получив извинений или хотя бы, объяснений, она оттолкнула мужчину и, решительно вздернув подбородком, спешно покинула комнату, а затем и жилище Тихого.
***
Следопыт слышал, как Меченый и Мари что-то не поделили, но вмешиваться не стал. В конце концов, они оба были взрослыми людьми, а он не хотел отрываться от занятия малоприятной, но нужной процедурой — обработкой последствий вечерней драки. Сбитые кулаки он даже не стал трогать, они столько раз были разбиты, что очередная порция ссадин не воспринималась как что-то, требующее внимание. Другое дело — обширная гематома на ребрах с левой стороны. Она мешала двигаться и причиняла дикий дискомфорт. И все же, обидчику с табуретом в руках досталось куда больше. Вчера эта мысль поднимала настроение, сегодня же от нее веяло только глупостью. Не стоило ввязываться в драку, нужно было дать другим выпустить пар, а самому остаться в стороне. Так поступил бы разумный человек. Тихий считал себя разумным, но алкоголь не принимал ничьи мнения. Когда в крови его становилось слишком много, то разум всегда уходил на второй план и противиться этому не мог никто.
Травы должны были унять боль и рассосать припухлость. Оставалась надежда, что под гематомой не скрывался перелом. В противном случае, Тихий нуждался бы в покое какое-то время и, все бы ничего, но последним он не обладал. Впереди ждал поход к Лешему и окончание процедуры Определения. Сомнений касательно ее итогов не было, Меченый вправду оказался меченым, но пускаться хоть и в такое простое путешествие с переломом было бы неправильно по всем законам успешного похода.