— Минуло больше тридцати лет, как я привел вас к Арбору. За это время выросло новое поколение, что уже и не помнит, откуда мы пришли. Многие из них ничего не знают о тех темных днях. Я считаю, каждый Капер должен знать и каждый должен помнить прошлое. Это наша история, без нее мы — никто. Мы отбивались от банд, мы выгрызали право на существование в плоти страшных мутантов, мы отстояли свои жизни при нашествии Изгоев. За нашу несгибаемость и наш дух нас уважают люди честные, а остальные боятся. Моя задача, как вашего лидера, сохранить уважение и страх перед нашим именем во имя светлого будущего. Я клялся в этом раньше и клятву свою держу по этот день.
Он взмахнул металлической рукой и на помост поднялись еще два Капера. Они вели под руки оголенного по пояс наемника. Сегодня наемник представал перед людьми явно не в лучшем виде, бросались в глаза следы побоев. Некоторые из них имели настолько насыщенный синий цвет, что не давали рассмотреть детали татуировок, которыми пойманный наемник был разукрашен по горло. Надписи соединялись с изображениями, а те образовывали целые картины, без сомнения, несущие в себе глубокий тайный смысл.
— Вчера у стен Арбора погибли наши люди, наши с вами братья и сестры, отцы, матери, жены и мужья, — продолжил говорить Маркус. — Этот человек, — указал он на наемника. — Он отказался назвать того, кто послал его совершить убийство. Он откусил себе язык — поступок, достойный уважения, но оно не сможет вернуть нам пролитой крови. Он точно знал, куда он шел, а значит, знал цену, что теперь должен заплатить.
— Кровью за кровь, смертью за смерть… — Адам услышал сбоку шепот, но так и не понял, кто его произвел.
— Все правильно, — подтвердил страшные слова Безрукий, словно он мог их расслышать. — Кровью за кровь, смертью за смерть — у нас заведено так, — он склонил голову и поправил упавшую прядь дымных волос. — Я — Маркус Безрукий и по праву кровной мести приговариваю тебя к смерти через обезглавливание!
— О нет, на это я смотреть не буду! — послышался из-за спины голос Мари. — Я вас подожду у ворот.
Адам ничего ей не ответил, он не мог отвлечься от происходящего. Неужели сейчас на глазах людей, на его глазах убьют безоружного человека? Неважно кем он был, не важно, что он совершил, нельзя было делать так, ведь смотрели дети. Он увидел мальчишку с веснушками на лице. Мальчик и его друзья взобрались на соседний с постаментом валун и с трепетом в глазах ждали концовки. Адам присмотрелся и понял: дети не ждали, а жаждали окончания действия.
И вот наемника поставили на колени. В первом луче солнца, упавшего на площадь, сверкнули механические пальцы, сжатые на рукояти черного матового клинка. Один отточенный грациозный удар и голова наемника упала на бетон. Вслед за ней, заливая помост кровью, глухо свалилось обезглавленное тело.
— Месть — это часть нашей культуры! — громогласно изрек Маркус. — Если мы не будем мстить, то нас истребят! Если сегодня мы дадим слабину и забудем справедливую цену, если мы испугаемся врага или пожалеем его, то завтра он убьёт всех нас! А теперь…теперь «время чести»…
Он опустился на колено перед отрубленной головой. Полы его плаща обмакнулись в кровь. Он взял голову в руки и всмотрелся в потухшие глаза.
— Всех нас ждет смерть, но тебя уже настиг мой клинок. Пируй в раю, если путь твой был справедливым, гори в бездне, если дела чести тебе были не ведомы. Ненавидь меня, как врага своего, люби, как брата своего, ибо все мы братья, но и все мы враги друг другу.
Он поцеловал мертвые губы, и сразу после плюнул в мертвое лицо. К нему подошел Билли и второй Капер. Они проделали с головой наемника тоже самое, поцеловали и плюнули в нее. Затем голову передали воинам на площади. Каждый из них говорил слова, потом целовал, потом плевал. Так повторялось раз за разом в полной тишине. Адам готов был поклясться, что слышал биение своего сердца, настолько тихо было на площади.
— Это безумие… — прошептал он.
— Нет, это традиция, — так же тихо ответил ему из-за спины Следопыт.
Признаться, с отношением к происходящему все было не так однозначно, как Адам старался думать. Одна часть души, привыкшая к совершенно иному, считала этот процесс диким, но вот другая, другая умудрялась оправдывать и убийство, и ужасный ритуал. Раньше, во времена эпохи Изобилия, убийца мог быть осужден, а после окончания срока имел все возможности продолжить свою жизнь, как ни в чем не бывало. Да, он терял несколько лет свободы, но как годы могли сравниться с забранной жизнью? В справедливости Каперов все было проще: убил — значит, умри. Закон кровной мести при правосудии, в глубинном смысле этого слова, казался законом с большей справедливостью, нежели чрезмерная гуманность прошлого. Эти мысли пугали, но в то же время вдохновляли. В Адаме что-то начинало меняться. Он чувствовал это так же точно, как вес лазгана у себя на плече. И этот вес ему нравился, а ведь раньше об оружии он читал только обзоры и то, с ярким чувством пренебрежения внутри.