Как же она была хороша! Она была красивее, чем тогда в баре, в постели, еще красивее, чем в кошмарном сне. Легкий эластичный костюм черного цвета облегал ее фигуру: ее бедра, талию, грудь, за плечами походная шерстяная накидка. Ангельское лицо расписано синими узорами, глаза такие глубокие и таинственные обведены тенями и лишь одним своим существованием уже сводили с ума.
— Ты быстро поправился, мой Вельге!
Она его увидела. Все, он пропал, утонул в бархате ее голоса и синеве ее глаз. Она улыбнулась самой милой улыбкой. Возможно, эта улыбка могла исцелять болезни или даже возвращать к жизни, Адаму она не помогла, наоборот, эта улыбка лишила дара речи.
— Не прошло и двух дней, а ты уже без ссадин и синяков, — продолжила говорить Соня. — Я слышала, что ты успел даже поучаствовать в стычке с наемниками — настоящий воин!
И снова смешок. Конечно, он для нее забавен. Он не особо красив, не богат и не так хорош в военном деле, как другие Каперы, зато он не такой как все. Он забавный. Он для нее просто игрушка, милая игрушка, что пока не докучает, имеет право быть рядом.
— Значит, у тебя повышенная регенерация? — как бы, между прочим, спросила она.
— Да, есть такое…
— Полезное свойство. Соскучился по мне уже?
Она с ним играла. Что он должен был ответить? «Да» — тогда он предстанет в банальном виде и игре придет конец. «Нет» — игра продолжится, но она поймет, что он соврал. Нужен был третий вариант, нужно было перетаскивать инициативу на себя.
— Я не поблагодарил тебя толком за помощь в ту ночь в баре, — решение было найдено, инициатива перехвачена. Соня поняла хитрость и снова улыбнулась.
— А я не поблагодарила за теплое отношение ко мне, — пожав плечами, ответила она. — Выходит, мы квиты. Нам, определенно, стоит учиться благодарить.
— Нет на свете излишества прекраснее, чем излишек благодарности. Так сказал Жан де Лабрюйер в своем единственном произведении.
— К сожалению, с его трудами я не знакома, но слова его мне близки. Возможно, стоит как-то заглянуть в зал познаний Костолома.
— А есть такой зал?
— Есть. В Костоломе очень много залов, о некоторых из них знают не все. Наверное, какие-то залы и для меня остаются тайной. В детстве я думала, что пробежала весь комплекс, сейчас понимаю, что тогда не нашла и половины.
— И вот, я тебя раскусил.
— Что?
— Ты — исследователь. Тебе интересно все новое, не так ли?
— Не совсем… — смущенно протянула Соня. — Есть вещи, к которым я очень привязана, и даже все новшества в мире не смогли бы заставит меня с ними расстаться.
— Значит, я ошибся в своем выводе.
Соня тяжело вздохнула и отложила клинок в сторону.
— Послушай, — мягко произнесла она. — Не забывай, кто ты есть. Ты — Меченый, избранный великой Матери, и ты — мой Вельге. Пойми, я не какая-то девушка из бара, я избрала тебя, и мы теперь связаны. Со мной тебе не нужно строить из себя неизвестно кого. Будь со мной откровенен или не будь вовсе.
Она поправила волосы и добавила:
— Ты мне что-то хотел сказать.
— Да…
Адама кинуло в пот. Соня была близко, она смотрела ему в глаза, и сердце от этого заворачивалось в трубу. Он не понимал, почему она вызывает у него такие сильные чувства. У себя в голове он проклинал и боготворил их, как проклинал и боготворил ее. И она все знала, видела его нутро, слово оно было у нее на ладони. Он действительно хотел рассказать ей о сне с ее участием, Хаосом и прочим, хотел с самого начала. Что же, она просила его быть откровенным, он попробует.
— Я видел дивный сон. В нем я был потерян среди океана, он был моим врагом, опасным и беспощадным. Он убил бы меня, если бы не твое появление. Ты поцеловала меня, — Адам на секунду замолчал, смакуя сладкие воспоминания. — А потом горевала, не сумев спасти от ужасного монстра. Что сказать, с моим воображением, хорошие сны мигом превращаются в кошмары, — он виновато сжал губы.
— В этом нет твоей вины, — Соня наклонилась к клинку и, спрятала его в ножны. — Скоро будем выдвигаться, — задумчиво произнесла она. — А, как ты избавился от щупалец монстра?
— Я слышал лай, потом свет разрушил темницу, вроде было так… Подожди, я ведь не говорил тебе о щупальцах, как ты узнала?
Соня на миг замешкалась. Впервые Адам увидел на ее лице долю растерянности.