— Кто погиб?
— Не важно, — Маркус отмахнулся от Адама, как от назойливой мухи.
— Да, ладно тебе, я же просто понять хочу.
— Ах, какой же ты неуемный… Люди здесь погибли! — выкрикнул Маркус, и его глаза вспыхнули. — Моя жена и дочь, а с ними еще сотни других. Этот идиот, Оскар Милсен, и тот безвольный пузырь, что занял место Казаля, по их приказу загнали зараженных людей на стадион и заварили выход. Любили они это дело! Как по мне, заряд лазгана в голову, когда ты уже ничего не соображаешь, куда гуманней, чем смерть от лап новорожденных монстров. Моей дочери было пять лет. Всего пять лет! Она была ангелом, добрейшим созданием на этой обреченной планете. А теперь представь, какой ужас ей пришлось увидеть перед смертью, ее голубым, как безоблачное небо глазам. Представляешь, как сжималось ее сердце? Как она кричала, зовя меня на помощь? И самое паршивое в том, что я даже не знал что они там, заперты и обречены.
Под конец Маркус чуть ли не хрипел. В тот момент, заглянув ему в глаза, Адам понял, почему этот город был проклят. Страдания и боль пропитали стены этих строений, эти дороги и тоннели. Сколько смертей и слёз они видели, сколько стенаний и мольб они слышали? О, да, это место было проклято! Теперь он хорошо это понимал.
Глава 26: Случайная жертва
Глава 26: Случайная жертва
Заражение – мутация – перерождение в монстра — какой простой и ужасный цикл! Почему всеми почитаемая сила гармонии создала его? Неужели баланс сводился к этому, к примитивному замещению одной разрушительной сущности другой, или же это был намек? Может это была подсказка, попытка показать, что люди совершают ошибки, слишком много ошибок, чтобы дальше существовать на этой планете? Если это было так, вряд-ли люди сделали вывод. Они продолжили делать тоже, что и всю свою историю — забирать из мира желаемое. Если же им что-то мешало, они уничтожали это без зазрения совести.
Изгои, они были монстрами без сомнений, и потому нагоняли на людей первородный страх. Их нельзя было контролировать, они были жестоки и организованы, как, впрочем, и сами люди. Человек и Изгой, они были отличны друг от друга так же сильно, как отражение в зеркале отличается от того, что перед ним. Возможно, поэтому они и стремились уничтожить друг друга, достигая апогея ненависти. Они просто не могли вытерпеть уродства собственных отражений.
Адам сидел, прислонившись спиной к проржавевшему до основания автомобилю и размышлял. Он так и не рассказал Маркусу о том, что слышал голоса в тоннеле. Голоса точно принадлежали Изгоям, и этот факт должен был все поменять. Если Изгои разумны, значит, с ними можно было договориться, прийти к пониманию, научиться жить бок о бок в мире. Утопая в размышлениях, Адам посмотрел на Безрукого. Нет, этот человек, которого не смущала кровь на лице и волосах, не смог бы принять такой правды. Он делил мир на белое и черное, на плохое и хорошее. Он жил в реальности, где одно обязательно должно уничтожить другое или же, если не могло этого сделать, то уничтожиться само.
Солнце поднималось над горизонтом выше с каждой минутой. День обещал быть безоблачным. Адам очень надеялся, что этот прекрасный рассвет видит не только он, но еще Тихий, Мари, да и остальные тоже. Несмотря на мизерные шансы, в глубине души он все еще верил, что увидит среди выживших и Вилли, и Лоика, и, конечно, Соню. Если она будет в лагере, когда он вернется, он не станет ждать лучшего момента, он признается ей в чувствах. Он признается открыто, без недоговорок и объемных фраз. Он уже решил. Да, так нужно было сделать. Нужно было сделать так с самого первого дня, когда он впервые ощутил к ней невероятную тягу. В мире, где смерть, не отходя далеко, выжидает удобного случая представиться тебе, просто нельзя о таком молчать. Сегодня твой любимый человек был жив, а завтра его могло не стать. Случись такое, как тогда объяснить самому себе, почему ты молчал? В таких вопросах лучше ошибиться в чувствах тысячу раз, чем в один из них упустить то самое волшебное, стоящее всех драгоценностей в мире, непревзойденное в своей наполненности и неповторимости чувство. Настоящую любовь нельзя было терять, ни при каких обстоятельствах. Ее рождение являлось прекраснейшим событием, а ее игнорирование ужаснейшей из трагедий.
Такая любовь была у них с Аннет, и она, к слову, никуда не делась. Адам страдал от разделения сердца на две равносильные части, каждая из которых желала стать единовластной властительницей всего. Он страдал и боготворил это чувство. Он никогда ранее не ощущал себя настолько живым. Его тянуло раствориться в глубоких синих глазах Сони и познать тепло нежных объятий Аннет. Он хотел все сразу, хотел безумно и того и другого, несмотря ни на что.