Сказав это, Маркус воткнул черный клинок в землю и вытянул вперед металлические руки.
— Видишь их? — кивнув головой на протезы, спросил он. — Я таким не родился. Я пожертвовал плотью, чтобы стать тем, в кого люди могли бы верить. В тот день я пожертвовал плоть и часть души. Мне судьбой велено уничтожить врагов свободы. Это не моя вера и не дар свыше, это цена моей жертвы.
Адам стоял напротив, внимательно слушая каждое слово. Он внимал их все, встраивая новые данные в уже созданный образ Маркуса Безрукого. Он видел решимость и силу, а кроме того, способность на жертвенность ради блага других. И это было правдой. Маркус никогда не прятался за другими, он рисковал жизнью наравне с солдатами, сержантами, офицерами, хоть мог безопасно править из залов Арбора. Он стоял здесь, покрытый с ног до головы кровью врагов и друзей. У него были металлические протезы рук, но сердце его было сделано не из металла. Он продолжал любить свою жену и дочь, он беспокоился за свой народ, он переживал за судьбу всего мира! Как же Адам ошибался, считая его бесчувственным и грубым правителем, жаждущим крови…
Адам не знал, что сказать. Он молча смотрел в ярко голубые глаза лидера Каперов, различая в них картинки прекрасного прошлого. Он видел в них все: и Лили, и ее мать, и их совместные беззаботные прогулки у могучего дуба.
Глава 28: "Ванжанс"
Глава 28: «Ванжанс»
Первые кровавые следы показались почти за километр до того места, где располагался лагерь. Адам настраивал себя, что совсем скоро увидит покрытое тушами Изгоев поле боя. Он хорошо помнил, с какой ненавистью лазганы изрыгали из себя убийственные заряды. С таким огнем погибших мутантов должны были быть сотни, а может, даже тысячи. Воображение рисовало ужасные картины, от видения которых сворачивался раздраженный голодом желудок. Заметив в стороне среди стен полуразрушенного здания останки разорванного Капера, Адам не выдержал, остановился и, пытаясь успокоиться, глубоко вздохнул.
— Это не лучшая идея, — тихо проговорил Маркус, шедший в паре метров позади.
Он оказался прав. Влажный утренний воздух полнился мерзостным запахом смерти. Вкус крови моментально осел на языке, защекотало горло. От этих ощущений желудок свернулся еще сильнее. Спазм заставил согнуться пополам и выплеснуть разбавленную кислоту на бетон.
— Вот, же — мерзость!
Меченый сплюнул вязкую слюну и, почувствовав затылком насмешливый взгляд Маркуса, сразу же поспешил выпрямиться.
Желудок больше не тянуло и не скручивало, теперь он просто ощущался пустым. Может, это было к лучшему — стошнить сейчас, когда запахи еще не такие яркие, когда рядом всего один труп, а не бесчисленное множество? Ведь, там, в лагере, погибших будет куда больше. Возможно, среди них попадутся знакомые лица, изувеченные, искореженные, чему тогда дать волю: скорби или печали, а может панике или рвотным позывам — естественной реакцией на невыносимый стресс? И все же, хорошо, что его скрутило сейчас, а не после над их останками. Это стало бы позором, который Адам не забыл бы никогда.
Следов крови с каждой пройденной сотней метров становилось больше. Вскоре ее запах и металлический привкус стали невыносимыми. Ладонь прикрыла лицо, но это помогло слабо. Ароматы измазанной одежды, прошедшей поход по канализации, блуждание по тоннелям, передышку в заброшенном доме и кровавый бой, как ни старались, не могли перебить этот сладкий, тошнотворный запах. Спустя еще сотню метров вонь достигла апогея. Впереди показались стены лагеря.