Наверное он был зол, потому что его крик ничего хорошего не предвещал.
— Эй, вы, стойте! Сейчас обеим уши надеру!
Сразу послышалось, что за нами кто-то бежит, и это оказался дежурный ученик на два года старше нас. Спустившись с Алёной на второй этаж, мы вновь помчались по коридору, чтобы добежать до запасной узкой лестницы, а оттуда опять вниз и прямиком на улицу — нужно было переждать эту «смуту».
— Лера, предлагаю перемирие, чтобы сбежать от этой шестёрки, а потом я тебя убью!
— Согласна со всем, кроме последнего!
По запасной лестнице мало кто ходит, потому что она была совсем узкая, в отличии от главной, но сейчас это казалась отличным вариантом, так что спустившись в самый низ и пробежав тёмные закоулки нашей школы, где находились три кабинета труда, мы уже были близки к выходу.
Это было настоящим весельем. В душе расцветало счастье, и с каждым шагом у нас был шанс взлететь — до того мы были окрылёнными.
— Хэй, Зуброва, мы ещё такие дети!
— Это ведь круто, правда?
— Это больше, чем круто!
Наш преследователь с красной повязкой на руке — знаком подлой должности — действовал решительно и даже не собирался отставать от нас.
— Немедленно остановитесь! — не громко, но с угрозой, выкрикнул он.
— Ага, ща, вот прям взяли и остановились! — почти что рявкнула я, схватила Алёну за руку, и мы припустили ещё быстрее мимо нашей небольшой оранжереи. Преодолев последние 10 ступенек вниз и завернув направо, мы почти прикоснулись к входным дверям, как тут нас грубо схватили за шкирку и потянули назад, отчего мы с Алёной упали, приземлившись на копчик.
— Я же сказал остановиться!
На нас с безразличием смотрел парень с прилизанной чёлкой, с круглыми очками на широкой переносице, с крупным носом, как картошка, и со слишком пухлыми губами. Внешность необычная, и эта необычность уж точно не из приятных. Он сложил руки на талии, как сварливая домохозяйка, ожидающая своего мужа после ночной пьянки, и, представив это сравнение в своей голове, я дико засмеялась, вызвав приступ истерики у Зубровой.
— Ну и чего ты ржёшь?! Я всегда знала, что ты полоумная!
— Хах, кажется, победа за мной! Ты меня не убьёшь!
— Конечно я тебя не убью, — кивнула она и в её глазах резко возник ужас. — Потому что похоронят нас обеих!
Наш директор Александр Иванович тот ещё «шутник и тамада на русских свадьбах». И конкурсы у него интересные. Если вам кажется, что я иронизирую, то вам не кажется. Шутки его строятся из фраз: «Малолетние ублюдки, вас на гильотину надо!» А конкурсы состоят из чистки всей школы после уроков или выполнение мелких поручений в виде его личного бесплатного секретаря. Его суровость превосходит всех мировых известных личностей, которых я знаю при изучении скучной Всемирной истории. Мне всегда казалось, что стоит только дать власть нашему директору, он мигом возвратит крепостное право из пепелища времени, и первое, что он сделает, — перестреляет всех нас. Власти бы он добился, если бы не имел жену. Об этой женщине слагают легенды: говорят, она богиня милосердия и спустилась с небес, чтобы обуздать гнев и злобу нашего директора для защиты мироздания. Говорят, что она глухонемая и в каждом глазу минус пять. Ходит ещё легенда, что эта женщина однажды ударилась головой и потеряла рассудок. Вот настолько нам непонятно, как можно было выйти за этого мужчину со «своеобразным» характером. Так или иначе, вся школа ей благодарна и искренне желает побольше здоровья и долгих лет жизни. Ведь она, в каком-то смысле, не даёт мужу стать настоящим психом, спасая при этом учеников и даже учителей, которые наверняка точат копья, готовят вилы и зажигают факелы против этого любителя детских мучений и мечтателя устроить геноцид возле входа в школу.
Да, эта женщина действительно всех спасает.
Но тогда меня и Алёну спасло бы только чудо.
— Вы! Наглые оборванки! Как вы только посмели меня толкнуть?! Я видел! Я видел! Это вы специально!
Мы с Алёной недоумённо переглянулись. Когда нас привела эта дежурная шестёрка в пристанище Аида под названием «Кабинет директора», мы ожидали немедленную пулю в лоб. Но в тот прекрасный день директор был очень даже вежлив и мил. Не швырял в нас ножи, не привязал к стульям, надевая на наши головы пакеты. Он был в очень хорошем расположении духа и это не могло не радовать.
Но нас смутило его «оборванки». Оборванками мы не были, особенно Алёна, которая наносит на голову гель для волос чаще, чем дышит. По взгляду Алёны было видно — она хочет, чтобы директор ответил за свой базар, но боязнь умереть раньше времени остужала её пыл. В моём же случае боролись две стороны: умолять о прощении или взять Зуброву за руку и выйти. Желательно в окно.