— Я к вам обращаюсь, пигалицы! — он брюзжал слюной, как свинья; лысина его смешно поблёскивала в тусклом свете кабинета (окон не было и никогда не будет), а из-под очков на нас смотрели огромные карие глаза с длинными ресницами. Сам он был пухлым и низким. На такого взглянешь и ничего не подумаешь, толкнёшь и не заметишь. Что, в принципе, и сделала Алёна. Он выглядел, как человек, над которым раньше часто издевались, и обида, как гадкий и мерзкий червь, затаилась в его измученной душе.
— Мы не пигалицы, — угрюмо проворчала Алёна. — Мы — девушки!
— А носитесь вы не как девушки, а как шакалы! — от его крика и напряжённости уже испарина проступила на лбу. Он стоял, уперевшись обеими ладонями о стол, и мы стояли, мечтая срочно потеряться отсюда. Но страх постепенно стал улетучиваться. Мы понимали, что при любом раскладе никогда не понравимся ему. Хоть на нас с Алёной одинаковая синяя форма, что мы выглядим как ученицы и дети, на самом деле мы более развязные. В наших душах присутствует хулиганьё — это так отчётливо видно, что скрывать бесполезно. Мы не выглядим, как тот дежурный, любимчик Александра Ивановича, и никогда не старались ему нравиться. В этом и был наш с Алёной прокол — с самого детства мы поступали не так, как нужно. Радует только то, что мы не единственные такие «бунтарки», с нами ещё полшколы. Хоть и бунтарством это сложно назвать.
— А я вас помню! — продолжал он кричать. — Носитесь по коридору ещё с самого детства! А ты ещё нос разбила! Что, хочешь ещё раз?! Могу устроить!
— С юридической точки зрения — это угроза, как бы, — неуверенно промолвила я, но директор со всей силы ударил кулаком по столу и сильнее сжал свои толстые пальцы.
— Молчать! Законы она знает! Ишь какая умная!
— Вроде бы это и тупые знают…
Алёна кое-как подавила смешок, потому что яростный взгляд был тут же направлен на неё.
— А ты? Вертихвостка! Что из тебя получится? Что за внешний вид?! Девушка легкого поведения для дальнобойщиков, прости Господи!
— Что?! Для дальнобойщиков?!
Я в шоке уставилась на неё.
— Тебя только это волнует?!
— Девушка легкого поведения — я согласна, у меня легкий характер, очень добрый! Но «для дальнобойщиков»… Что это вообще значит?!
— Что? Алёна, это не про легкость и доброту характера! — психанула я и обратилась к директору. — Мне кажется или вы не имеет право так говорить? Мы и пожаловаться можем. Переходить на личности — гнусное дело.
— Ты ещё учить меня вздумала?! Про тебя тоже есть, что сказать! — пот скатывался по мужскому жирному лицу, и выглядело это так омерзительно, что и злости толком не было. Мы знали, какой он человек, мы знали, что толкнули его заслуженно, хоть и понимали, что это всё равно неправильно, но если бы такой шанс предоставился нам ещё раз, то, поверьте, мы бы ни минуту не сомневались и воспользовались им.
— Только не запнитесь, рассказывая обо мне, я может тоже узнаю о себе что-то новое… — мрачно ответила я. — А ещё лучше — вызывайте моих родителей. Поверьте — мне ничего не будет, а вот вы можете ответить за свои слова.
То, что мне ничего не будет, — конечно же, неправда. Мама убьёт меня и не заметит, но Александру Ивановичу знать это было необязательно. Директор не успел и слова вставить, как в кабинет вошёл наш Ангел Хранитель в виде Виктора. Мысль о том, что он тут забыл, даже не посетила мою голову — настолько я была рада встрече. И, конечно же, продлением моей и так короткой жизни. Алёна легонько пихнула меня в бок и стала двигать бровями, ухмыляясь. Я лишь закатила глаза и пихнула её попой, при этом всё равно смущённо улыбаясь.
— Александр Иванович, дежурный мне всё рассказал. Я уже позвонил их родителям и предупредил о случившемся. К сожалению, все на работе, но, поверьте, этих двоих дома ждёт серьёзный разговор.
— Отлично! Молодец, Зорин! Не зря ты мой помощник.
В тот момент я чуть воздухом не поперхнулась. Зорин помощник этого шизофреника?!
«Да, очень замечательно! Теперь мне точно конец, потому что меня сначала похоронят, а потом будут слушать мои оправдания! И… неужели Виктор подставил меня?»
Я неуверенно посмотрела на Алёну, а та только пожала плечами, но было видно, что и она не понимает, что вообще происходит. Мы обе стояли с ней посреди кабинета как два маленьких ребёнка. Смотрели то на Виктора, то на директора и наверняка обе представляли, что очутились в каком-то странном, но очень долгом сне.
— Вы можете идти. В этом мире есть справедливость. А ты, Зорин, молодец! Таких детей нужно пороть, и этим хорошо займутся их родители!