— А зачем мне дверь, я через окно залезу, ха-ха!
— Вот дура. Дети, смотрите, это пример человека без мозга, не становитесь безмозглыми.
Ребята ничего на это не ответили, скорее всего они просто были в растерянности от происходящего и лишь хлопали глазками, весело улыбаясь. А я лезла всё выше, наблюдая за белыми цветущими лепестками яблони и вдыхая аромат тёплой весны.
Не знаю, как объяснить, но в тот момент я ощутила безграничное спокойствие. Виктор отошёл на задний план, и всё, что имело значение, так это та минута, где я осталась наедине с собой, где меня ждали ребята, ожидая воланчик для своей дальнейшей игры, где меня ждал ворчливый Владислав Петрович, чтобы «надрать мне уши». И всё стало проще в эти минуты, где я была на дереве, наблюдая за ветвями цветов. Я ощущала теплоту внутри себя, как если бы я была дома с сестрой. Я вновь почувствовала себя ребёнком. А мне и положено было так себя чувствовать, я ведь ничем не отличалась от тех детей внизу.
Подростковая жизнь, да? Будь я в правильном для своего возраста классе, то не ощутила бы это давление «взрослой» жизни. Безответная любовь, ОГЭ, планы на дальнейшее будущее… Может быть, я была бы счастливее. Но всё происходит так, как происходит, и я ничего не могу с этим поделать, надо поспевать за тем темпом жизни, что дала мне судьба. Возможно когда-нибудь я почувствую себя правильно, что всё, что происходит со мной, происходит в верный и правильный для меня час. Остаётся только верить и ждать.
— Солопина, ты там застряла или как? — прокричал Владислав Петрович.
— Уже нашли воланчик? — следом последовал голос ребёнка.
Стараясь выкинусь это наваждение из-за теплоты весны и красоты яблони, я старалась найти взглядом воланчик. До него оставалась лишь одна ветка.
— Нашла! Сейчас дотянусь до него и спущусь!
Дело оставалось за малым — просто вернуться обратно, как вдруг я услышала ещё один, точнее два до боли знакомых голоса:
— А что тут случилось?
— Это что? Задница Леры Солопиной?
Я густо покраснела и посмотрела вниз. Рядом с врачом и детьми стояли Никита и Артём, которые смотрели на меня, как на идиотку.
— Это кто там на мой зад пялится?!
— Мы. — прямо ответил Никита. — Ты что там забыла? Хочешь голову себе разбить?
— Если только об твою рыжую башку… — проворчала я, наконец, схватившись за воланчик.
— Вот, стоим и ждём, страхуем, пока она себе тут что-то не сломала, — Владислав Викторович подошёл ближе к дереву со скрещенными руками и скучающим видом. Страховку его оценила на 1 переломанный позвоночник из 10.
— Так мы тоже поможем, всё равно делать нечего! — Артём бросил свой рюкзак и подошёл ближе, выставляя руки вперёд. — Поймаем, как пушинку.
— Она то и пушинка? У неё зад на вид, как спасательная подушка, — хмыкнул рыжий. Я, в этот момент, очень расстроилась, что сейчас не сезон огромных и тяжёлых яблок.
— А можно не смотреть с таким вниманием, как я спускаюсь?!
— Нет, нельзя, — серьёзно ответил Артём. — Мы должны тебя страховать. Вот стоим. Страхуем.
Мне стоило лишь взглянуть на этих троих — врач, что продолжал стоять со скрещенными руками и отсутствующим лицом, Артём, который вытянул костлявые руки, что дрожали на ветру, и Никита. Тот почесал зад и засунул руки в карманы.
— Помощь, конечно, великолепная. Свалили все!
— Нет, не свалим. Когда ещё представиться возможность посме, то есть, помочь тебе! — выкрик Артёма с нотками энтузиазма я не оценила.
— А можно нам уже наш воланчик и мы пойдём? — настороженно спросил Саша. Дети отошли от врача и моих ровесников подальше. Судя по лицу Саши, он хотел того не меньше.
— Да, лови!
Мальчик ловко словил воланчик и стремительно отошёл подальше от дерева. Правильный поступок, я бы сделала тоже самое.
Как назло, по закону судьбы или чего-то ещё, ветка, на которую я наступила, не смогла выдержать мои килограммы и с хрустом: «Тебе конец, Солопина, последний понедельник живёшь», обломилась, упав вниз. Стремительно и я последовала за веткой.
— Ловите меня!
В ответ я ничего не услышала, лишь какой-то женский крик, напоминающий голос Артёма, который чуть ли не оглушил меня. Страха падать не было, меня же такая «страховка» ждала, вы чего.
Спустя секунду и я упала на что-то мягкое, одновременно костлявое и матерящееся. Мягкое было пузом Никиты, костлявым — руки Артёма, а матерящимся Владислав Петрович, который находился под нами и было легко догадаться, почему матерящийся.
Я приоткрыла глаза, спина стала ныть, и я издала негромкий стон. Дети подошли ближе и наклонились ко мне.
— Вы живы?
— Я-то жива, но…