— Тебе же двадцать восемь, — растерянно проговорил я.
— А куда девать этот год, точнее уже почти два, как мы знакомы? Мне скоро исполнится тридцать. Тринадцатого сентября, если быть точным. Так, заканчиваем, иди принимай душ и спускайся сюда, я пока все подготовлю.
И я ушел в душ, а потом на негнущихся ногах вернулся обратно.
В комнате царил полумрак, если не считать тусклого света от свеч, расположенных на каждом луче пентаграммы. От этого света по стенам извивались причудливые тени, наводящие ужас.
— Когда ты научишься, то сможешь проводить обряд где угодно, не только в специально отведенных для этого комнатах, но пока лучше так.
— Чтобы ничего не вырвалось с той стороны? — я нервно закусил губу.
— Можно сказать и так, — кивнул Эдуард. — Хотя вряд ли ты там на кого-то наткнешься. Но в таких делах лучше перестраховаться. Входи в пентаграмму.
Я вошел в центр и опустился на колени, как делал это много раз, когда тренировался без финального аккорда. Посмотрев на Эда, который стоял за пределами звезды, скрестив руки на груди, и внимательно наблюдал за мной, я решительно прикрыл глаза и принялся произносить заклинание. Вначале ничего не происходило, но потом я почувствовал, как начинает дуть ветер, холодный, пробирающий до костей. Стало так жутко, что я едва не потерял концентрацию, но справился с собой, и продолжил едва не прерванное заклинание.
— Давай! — крик Эда показался мне далеким, словно нас разделяло много километров, а не пара метров пентаграммы. Я чуть-чуть приоткрыл глаза и все еще дрожащей рукой полоснул себя по левой ладони судорожно стиснутым в правой руке кинжалом.
Первая же капля моей крови, сорвавшаяся с раненной конечности, упала прямо на выдолбленную в полу линию. Крови накапало мало, лоза не дала бы мне умереть от кровопотери, но и этих крох хватило, чтобы быстро пробежать по линиям пентаграммы, окрашивая их в красный цвет. Ветер все усиливался, и я уже даже не слышал себя, но как только прозвучало последнее слово заклинания, все звуки внезапно и очень резко стихли. Тишина была настолько звенящей, что на мгновение мне показалось, что я оглох. И тут вспыхнул яркий свет, и я зажмурился, а когда открыл глаза, то от неожиданности вскочил на ноги, потому что полутемной комнаты не было. Я стоял в абсолютно пустом помещении, в окружении белого света. Этот свет шел отовсюду, не давая понять, где пол, где потолок, и есть ли они вообще.
— Привет, — я подпрыгнул от неожиданности, когда у меня за спиной прозвучал звонкий голос. Повернувшись, я замер, разглядывая девочку лет десяти-двенадцати, в белом платье. Она была очень хорошенькая, с огромными темными глазами. Ее иссиня черные волосы были распущены и спускались почти до пояса, а на лицо им не давала падать красная шелковая лента, повязанная в виде ободка. — Ты такой забавный.
— Кто ты? — я приложил все силы, чтобы мой голос не дрожал.
— Ты меня боишься, — девочка скорчила гримаску. — Почему?
— Встретить толпу гопников, желающих развлечься — это ерунда, но вот если бы та же толпа гопников встретила маленькую девочку в белом платьице на кладбище… или вот здесь… думаю, мы бы дышать нормально не смогли, так они бы обрадовались подобной встрече, — я нервно хмыкнул. — Кто ты? И что ты здесь делаешь?
— Меня называют по-разному, но твои предки и вообще Темные маги вашего мира дали мне удивительное имя, — Прекраснейшая.
Я икнул, во все глаза глядя на это красивое дитя. И вот это — Прекраснейшая?
— Я думал, что ты старше, — не удержавшись, проговорил я. Девочка рассмеялась серебристым смехом.
— Старше? Старше чего? Нет, ты все-таки смешной.
— Это ты мне помогла тогда… — я не стал уточнять когда, но этого и не требовалось. Девочка перестала смеяться и отрицательно покачала головой.
— Нет, я не могла бы тебе помочь, но на твои мольбы отозвалась та, которая действительно старше всего сущего, та, которая была всегда, задолго до того, как зажегся свет, и появилась Жизнь. Тебя коснулась сама Тьма.
Я плохо знаю свою религию. Я знаю только то, что Прекраснейшая — это Смерть. И я совсем не понимаю различия между нею и Тьмой. Она словно прочитала мои суматошные мысли, хотя, почему словно? Скорее всего, и прочитала, потому что, печально улыбнувшись, ответила на мой невысказанный вопрос.
— Сначала была Тьма. Потом появилось все остальное. Пойми, Деймос, Тьма — это не зло, это начало всех начал. И то, что ты смог привлечь ее внимание, то, что она благоволит тебе, то, что она коснулась тебя, делает тебя особенным.
— Я не чувствую в себе никакой особенности.