Большая часть берет с собой только то, что может унести в рюкзаке или же нагрузить на рубака (судя по описанию Кергеммега, рубак больше всего похож на маленького пернатого ослика). Некоторые торговцы, разбогатевшие за время пустынного сезона, выходят в путь с целым караваном рубаков, нагрузив их всяким добром. Хотя большинство анзаров путешествуют в одиночку или небольшой семейной группой, на наиболее популярных дорогах их собирается так много, что они следуют чуть ли не в затылок друг другу. В таких местах временно возникают более крупные группы переселенцев, поскольку люди старшего возраста или больные и слабые при задержках в пути особенно остро нуждаются в помощи; им всегда кто-нибудь помогает раздобыть пищу и нести вещевой мешок.
Детей на дороге, ведущей на север, нет.
Кергеммег не смог точно сказать мне, сколько всего сейчас анзаров в его мире; согласно его мнению, их несколько сотен тысяч, может быть, даже миллион. И все они объединяются во время миграции на север.
Достигнув гористых Срединных Земель, они отнюдь не сливаются в единый отряд, а наоборот, рассредоточиваются по сотням различных троп; некоторые из этих троп нравятся большинству, а некоторые — лишь единицам; одни уже почти превратились в настоящие хорошо утоптанные дороги, а другие за долгое время настолько заросли и изменили свои очертания, что лишь те, кто уже ходил по ним прежде, могут вспомнить все нужные повороты. «В таких случаях как раз очень хорошо, когда вместе с вашей группой идет человек, проживший уже целых три года, — сказал Кергеммег. — Он, скорее всего, уже дважды ходил по этому пути». Как я уже говорила, анзары путешествуют налегке и передвигаются очень быстро. В течение всего пути они живут, можно сказать, на подножном корму, если не считать засушливых высокогорных районов, где, по выражению Кергеммега, «их заплечные мешки здорово теряют в весе». Там, на высокогорных перевалах, среди скал и глубоких каньонов, бедные маленькие рубаки, на которых богатые торговцы нагрузили целый воз своего добра, начинают спотыкаться от усталости и дрожать от холода. И если тот или иной торговец пытается гнать их дальше, другие люди снимают с бедных животных груз и отпускают их на свободу, позволяя уйти вместе с ними и своему собственному единственному рубаку. Рубаки тут же, прихрамывая и оскальзываясь, устремляются назад, на юг, в пустыню. А вещи, которые они тащили на себе, так и остаются лежать у дороги; их может взять себе любой, только никто ничего брать не хочет, разве что иногда берут немного еды в случае особой необходимости. Никому не хочется тащить на себе лишний груз, замедляя тем самым темп перехода. А весна между тем наступает, прохладная, сладостная, северная весна. Она приходит в покрытые молодой травкой долины, в начинающие зеленеть леса, на берега озер и светлых холодных рек, и анзарам хочется поскорее добраться до цели и быть там, когда весна будет в разгаре.
Слушая Кергеммега, я представляла себе, как могла бы выглядеть эта миграция сверху, эта лавина людей, устремившихся по тысяче троп и дорог на север. Наверное, это было бы немного похоже на наше северо-западное побережье лет сто или двести назад, когда весной каждый ручеек, каждая речка и река — от могучей Колумбии шириной в милю до крошечного родничка — становятся красными от идущего на нерест лосося.
Лососи, достигнув своей цели, мечут икру и умирают; и некоторые из анзаров тоже отправляются на север, домой, умирать. Чаще всего, это те, кто совершает миграцию в третий раз; те, кому уже исполнилось три года — а по-нашему, лет семьдесят, а то и больше. Некоторые из них так и не добираются до конца этого тяжкого пути. Измученные, они начинают отставать. Люди, проходя мимо старика или старухи, сидящих у обочины дороги, могут перекинуться с ними парой слов, помочь им построить какое-то убежище, оставить в подарок немного еды, но никогда не станут заставлять или уговаривать старого человека идти вместе с ними. Если старик слишком слаб или болен, они могут даже задержаться и пробыть с ним ночь или две, пока другой мигрант не займет их место. Если же анзары находят у дороги мертвого старика, то там же и хоронят его, непременно уложив на спину ногами к северу: так он все еще продолжает идти домой.
Много, очень много могил вдоль тех дорог, что ведут на север, сказал мне Кергеммег. Никто и никогда не сумел совершить четвертую в своей жизни миграцию.