— Почему ты об этом говоришь? — спросил я.
— Не знаю, — ответила она, нахмурившись. — Просто пришло в голову. Как будто это важно… Мне кажется, в какой-то момент, во время моего последнего «застывания», я почти увидела что-то… какое-то бесконечное хранилище знаний. Но потом всё исчезло.
— Я должен докопаться до правды, — сказал я решительно. — И тебе лучше держаться от меня подальше. Это может быть опасно.
— Нет, — твердо сказала она, — если то, что ты говоришь, правда, то я уже в опасности. И мы должны действовать вместе.
Она взяла меня за руку, и я почувствовал тепло её прикосновения. Сколько месяцев прошло с тех пор, как мы в последний раз были так близко? И сколько вечеров я провел, жалея о своём упрямстве, о словах, которые нельзя вернуть?
— Мы всегда были сильнее вместе, чем поодиночке, — сказала она с тенью прежней решимости в голосе. — Даже когда ссорились, даже когда готовы были разнести всю квартиру. Нас никто не понимал так, как мы понимали друг друга.
Я смотрел на нее — все такую же упрямую, как и раньше. И впервые за долгое время почувствовал, что не одинок в этом кошмаре.
— Хорошо, — кивнул я. — Тогда нам нужен план.
Мира встала и подошла к окну, вглядываясь в силуэт города, где среди множества зданий выделялась башня «ГигаКванта», подсвеченная даже в дневное время, словно маяк прогресса.
— Нам нужно попасть туда, — сказала она, указывая на здание. — Внутрь «ГигаКванта». Найти доказательства.
Я встал рядом с ней, глядя на огромную корпоративную башню. Какая ирония — всё это время я искал ответы в «смоле», в другой реальности, а они, возможно, находились совсем рядом, всего в нескольких километрах, за стеклянными стенами футуристического здания.
— У меня есть контакт, — сказал я, вспомнив Алекса. — Бывший сотрудник «ГигаКванта». Он может нам помочь.
— Тогда действуем, — решительно сказала Мира. — Пора выяснить, что с нами делают.
За окном начался дождь, капли стекали по стеклу, искажая очертания города, делая его более зыбким, нереальным. Я не мог отделаться от мысли, что граница между мирами становилась всё тоньше, что реальность рассыпалась на части, как битое стекло. И что от наших действий будет зависеть, сможем ли мы собрать её обратно.
Глава: "Конвейер душ"
Когда-то давно я читал статью о том, что восприятие времени субъективно — при стрессе секунды растягиваются в минуты, а в состоянии покоя часы пролетают незаметно. Но никто не мог предположить, что человеческий мозг способен порождать целые реальности в мгновения физического «застывания». Никто, кроме тех, кто создал эту систему.
Выскочив на улицу, я зашагал прочь с работы. Капли дождя разбивались о мой лоб, смешиваясь с каплями холодного пота. Надоедливо дудел телефон в кармане. Я поставил режим полета и посеменил в парк. Запрокинув голову, я рассмотрел темные тучи. Они клубились над городом, словно живые существа, пульсирующие в такт с моими видениями. Ощущение, что небо создает безумную эйфорию и калейдоскоп серой осени, готовый окутать мир, который стоял на пороге страшной тайны и порога прорывных открытий.
Мозг лихорадочно работал, пытаясь соединить все кусочки головоломки. Что, если «Паралич времени» — не болезнь, а симптом? Что, если это побочный эффект, видимая часть айсберга, отражающая процессы, которые происходят в каком-то другом измерении? И мы, застывшие люди — всего лишь терминалы, разъемы, подключенные к невидимой глобальной сети.
Я решил, что пришло время целенаправленно погрузиться в «смолу». Нужно было понять больше, увидеть больше. Найти ключи к разгадке этого кошмара.
Вспомнив Борхеса и его концепцию Вавилонской библиотеки, которую упомянула Мира, я вдруг почувствовал, что это может быть важной подсказкой. Возможно, между этой бесконечной библиотекой и сферой Дайсона существовала какая-то связь? Одно пространство, где хранились все возможные комбинации слов, и другое — где собиралась и перерабатывалась энергия мысли. Две стороны одной медали, два аспекта какой-то непостижимой технологии.
Сев на скамейку, я закрыл глаза и начал практиковать технику, которую развил за последние недели — глубокое дыхание, концентрация на ощущении «смолы», которая всегда была на периферии сознания. Я тянулся к ней, приглашал ее поглотить меня.
И она откликнулась.
Переход был не постепенным, как обычно, а резким, будто кто-то перерубил канат, удерживавший меня в реальности. Я даже не успел ощутить привычное погружение в «смолу» — в одно мгновение я сидел на скамейке в парке, а в следующее — уже был «там».