Мы наткнулись на дыру в земле, отверстие около двадцати метров в диаметре. Под ним, вероятно, находилась пещера. Я не знал, что и здесь появился такой пролом.
Бык внезапно заревел из него, выдав свое местонахождение.
Когда эхо затихло, мы подползли к осыпающемуся краю и заглянули в пещеру. Внизу я увидел солнечные пятна на шкуре быка, вертящегося в яме.
Внезапно он выпрямился, ворочая глазами и размахивая волосатыми руками.
Ло Ястреб отпрыгнул назад. Когти были всего в пятнадцати футах от нас.
— Похоже, этот тоннель ведет в пещеры, из которых вытекают родники, — прошептал я. Перед чем-нибудь величественным — только шепотом.
Ло Ястреб кивнул:
— Говорят, некоторые тоннели ведут на сотни метров вглубь, некоторые — на тысячи. А этот — один из самых больших.
«Может ли он вылезти из ямы?» — глупый вопрос.
С другой стороны дыры показалась рогатая голова и плечи быка. Там пол пещеры был повыше, и бык надеялся выбраться наружу. Он посмотрел на нас, пригнулся, замычал, высунув длинный красный язык, покрытый пеной, и попытался прыгнуть.
Он не мог достать нас, но мы отбежали назад. Над краем провала появилась рука и стала шарить в поисках, за что бы зацепиться.
Я услышал, как сзади закричал Ло Ястреб (я бегал быстрее, чем он).
Обернувшись, я увидел, что рука поднялась над ним!
Хлоп!
Ястреб лежал на земле. Рука пошлепала его немножко (Бум! Бум! Бум!), и пальцы заскользили вниз, обрушивая за собой камни, кирпичи и три маленьких деревца, вниз, вниз, вниз.
Ло Ястреб не погиб. (На следующий день мы обнаружили, что у него трещина в ребре, но тогда было не до этого.) Он попытался приподняться. Я испугался за этого придавленного жука, за этого пострадавшего, пострадавшего ребенка.
Я схватил его за плечи.
— Ястреб! Ты...
Он не слышал меня из-за рева быка в яме. Но поднялся, хлопая глазами.
Из его носа хлынула кровь, а руку он прижимал к раненой груди. Ло Ястреба просто отбросило ударом и, к счастью, важнейшие органы не пострадали; его только контузило.
— Пойдем отсюда! — и я потащил его к деревьям.
— ...нет, подожди, Чудик... — прозвучал его хриплый голос во время какого-то короткого затишья между ревом.
Когда я подтащил его к дереву и прислонил к стволу, Ястреб схватил меня за руки.
— Надо торопиться, Ястреб! Сможешь идти? Мы должны уходить. Я понесу тебя...
— Нет, — дыхание с клекотом выходило из его легких.
— Ну, пойдем, Ястреб. Шутки шутками. Но ты уже поохотился и бык этот намного больше, чем другие. Он, наверное, мутант, родившийся в пещере с высоким уровнем радиации.
Он снова схватил меня за руку.
— Мы должны остаться и убить его.
— Ты думаешь, что он сможет вылезти наверх и причинить вред деревне? Он сидит в слишком глубокой яме.
— Нет... — Ястреб закашлялся. — Да где бы он там не сидел... Я охотник, Чудик...
— Посмотри на себя...
— И я буду учить тебя охотиться, — он попытался сесть. — Только тебе придется выучить первый урок самостоятельно.
— Ха?
— Ла Страшная говорила, что ты готовишься к путешествию.
— О, ради бога... — я искоса посмотрел на него: возраст, самоуверенность и страдание отражались на этом лице. — Что я должен делать?
Из ямы опять раздался протяжный рев.
— Спускайся туда, выследи зверя и убей его.
— Нет!
— Это ради Челки.
— Как это? — требовательно спросил я.
Он пожал плечами.
— Это знает Ла Страшная. Она сказала, что ты должен научиться хорошо охотиться.
Потом он еще раз повторил эту фразу.
— Я уже проверял свою смелость. Но...
— Тут другие причины, Чудик.
— Но...
— Чудик, — он повысил голос. — Я старше тебя и знаю об этом больше, чем ты. Бери арбалет и иди в пещеру. Иди.
Я сел и решил все обдумать. Храбрость — очень глупая вещь. И удивительно, как это я боялся и уважал Ло Ястреба с самого детства.
Снова раздался рев. Я встал, взял арбалет в руку, а мачете засунул за пояс. Если совершать что-нибудь глупое, — а мы все это когда-нибудь совершаем, — то надо делать это смело и безрассудно.
Я похлопал Ло Ястреба по плечу и направился к яме. С той стороны, куда я подошел, стены провала были слишком крутыми. Я обошел яму и стал спускаться там, где спуск казался более пологим.
В высоком потолке тоннеля было много трещин. Сквозь них на пол падал свет, там же, на полу, валялись ветви, сухие листья и все, что могло упасть через щели в несколько дюймов шириной или просочиться из пещер с родниками, которые были на несколько футов ниже.
Я подошел к развилке тоннеля, свернул налево, прошел в темноте футов десять и споткнулся. Удерживая равновесие, пробежал вперед на цыпочках (вытянув руки вперед), по лужам и сухим листьям (они шелестели у меня под ногами), попал в луч света и приземлился ладонями и коленями на гравий.
Грохот!
Грохот!
Немного ближе.
Грохот!
Я вскочил на ноги и выбежал из предательского потока света, подняв столб пыли. Кружась, она медленно осела.
Я затаил дыхание. Вообще-то, пойти туда, на этот шум — а он утих было несложно. Подними ногу, наклонись вперед, опусти ногу вниз. Хорошо.
Теперь подними другую, наклонись...
Неожиданно впереди, ярдах в ста от меня, показался еще один просвет; до этого что-то очень большое заслоняло его.
Треск!
Треск!
Треск!
Храп!
Ему хватило и трех шагов, чтобы оказаться рядом со мной.
Оглушительный треск!
Я отскочил к стене и вжался в землю и корни. Но звук стал отдаляться.
Я проглотил комок, подступивший к горлу и отошел от стены. Быстро пошел вслед за ним под осыпающимся сводом. А потом и побежал. Шум раздался справа.
Я свернул в опустевший тоннель. До меня доносился скрежет: тоннель был таким низким, что рога быка задевали за потолок. При каждом движении неповоротливых плеч громадины на пол сыпались камни и старые прогнившие листья.
Вдоль стены тянулся каменный желоб, покрытый фосфоресцирующим илом. И на спуске струйка воды превращалась в пенящийся поток, который обгонял меня слева.
Наверное, на одном из копыт быка была металлическая подкова; при беге из-под его ног вылетали оранжевые искры, высвечивая мощную мохнатую грудь и живот.
Нас разделяло всего метров тридцать.
Искры взметнулись снова — он свернул за угол.
Я почувствовал под ногами камень, а потом холодный гладкий металл.
Я прошел по сухим, занесенным сюда какими-то ветрами листьям, загоревшимся от искр из-под копыт быка. Они корчились в огне, вспыхивая вокруг моих ног. И темнота на миг слилась с запахом осени.
Я подошел к следующему повороту и заглянул за угол.
Повернувшись ко мне, он мычал.
Его нога била о землю в метре от моих ног. Искры из-под копыт освещали его влажные глаза, его ноздри.
А на меня надвигалась рука. Она опускалась, падала. Я отскочил назад и выхватил мачете.
Его ладонь — как в замедленной съемке, Ястреб, — лязгнула по металлической плите, на которой я только что был. И тут же опустилась снова — прямо на меня.
Я лежал на спине. Рядом на полу — мачете, острием вверх. Очень немногие люди, а тем более быки, могут ударить ногтем (с десятипенсовую монету) и попасть при этом в рукоятку ножа. Повезло.
Он рванул меня с пола, и я оказался зажатым в его ладони (отбиваясь руками и ногами и визжа во всю глотку), как в тисках. И все же я умудрился воткнуть мачете в его руку.
Он тоже завизжал, подпрыгнул, ударился головой о потолок; сверху посыпались земля и камни. Через двадцать футов он ловко сбросил меня.
Мачете свободно вышло у него из раны — моя флейта наполнилась его кровью.
Я метнулся к стене и покатился куда-то вниз.
Он зашатался: ударился плечом об одну стену, потом о другую. Его тень, колеблющаяся под потолком, была огромной.