Однако в первый же день произошла у меня огорчительная беседа.
— Товарищ старший сержант, — Андреев подошел ко мне, — хочу проститься, — и смотрит мне в глаза.
— Как проститься? — удивляюсь. — Только жизнь начинается.
— Да нет, — говорит, — кишка тонка оказалась. Шуму много, а на поверку пшик.
— Ничего не понимаю.
— Экзамен не выдержал.
— Как не выдержал? — опять удивляюсь, — тебя ж зачислили, курс молодого бойца, можно сказать, прошел, присяга не сегодня завтра…
— Да нет, товарищ старший сержант, — и рукой махнул, — перед собой экзамен не выдержал. Не получится из меня пограничник, понял я. Пока во сне диверсантов ловил да рыбку на заставе удил, все в порядке. А как побегал в учебном центре, сто потов пролил, с народом поговорил, вроде вас из тех, что послужили, так ясно стало, не гожусь я для пограничной службы, слабак…
Словом, поговорили по душам. Он честно признался — не выдержит. Детские представления рассеялись, розовые очки спали… Не сможет он всю жизнь в армии, не получится. Вот так.
Я тогда оценил мудрость начальства — дают вот абитуриентам, конечно, в первую очередь гражданским, еще раз подумать, еще раз проверить себя. Чем потом всю жизнь жалеть… Конечно, случай редкий, но бывает.
В конце сентября — прием присяги. Или посвящение в курсанты. Не для нас — мы ее уже принимали, когда нас в армию призвали, а для тех курсантов, кто пришел с гражданки. Конечно, мы присутствуем на церемонии — стоим железным строем.
Вот уже второй раз я это вижу, нет, переживаю, а прямо комок подкатывает к горлу.
На бронетранспортере от Кремлевской стены с могилы Неизвестного солдата привозят огонь. На плацу от него зажигают наш огонь, в Чаше знаний. Такая преемственность военных традиций, военной науки, военной судьбы.
И еще интересная церемония — старшекурсники передают нам, вновь поступившим, огромный Ключ знаний и курсантский погон (со стол величиной, из фанеры, здорово сделанный). Трое старшекурсников-отличников передают троим поступившим, тоже сдавшим все экзамены на «отлично».
Много в армии таких вот красивых церемоний. Волнующих, торжественных.
Сентябрь. Начинается учеба. Курсантская служба. До этого все мчалось как на перекладных. Не успеваешь лечь спать, уже подъем. С утра до вечера, с утра до вечера…
Сейчас можно улучить свободную минутку. И я звоню Зойке. Думал, будет ворчать, жаловаться, ныть… Ничего подобного — веселая, радостная кричит:
— Ну, наконец-то мой благоверный дома, почти! Теперь порядок. Мечта осуществилась! Начинается новая пятилетка, четырехлетка!
Я говорю:
— Чего это ты развеселилась? Я думал, ты слезы льешь без меня, а ты веселенькая, как чижик. Подозрительно.
— Эх ты, — говорит печально, — я же солдаткой учусь быть, дурачок. Чтоб женой пограничника стать, надо почище училище кончить, чем твое. Вот и учусь. Сначала теорию по ночам, когда не спала без тебя, тосковала, теперь вот практика началась…
Я совсем растрогался.
— Ладно, — говорю, — «дурачка» принимаю, согласен даже на круглого дурака. Ты не обижайся, уж очень соскучился, могу хоть минуту поворчать?
— Минуту можешь, но ни на секунду больше. Когда ж увидимся-то наконец?
— Приходи, — говорю, — отведу тебя в детский сад.
— Куда? — не понимает.
Мы встречаемся с ней в «детском садике».
Есть тут у нас, как в Шереметьеве, комната для посетителей, в ней принимаем гостей, родственников, а к комнате примыкает такой огражденный кусочек сада — вот в этот «детский садик» и привожу мою любимую. Она, как всегда, в джинсах, в какой-то теплой, но невесомой куртке, которая невероятно толстит ее, в адидасках. Настоящих. Это предмет такой гордости, что она только что не становится вверх ногами, чтоб каждый мог налюбоваться трилистниками и тремя полосками, ставшими для моих сверстников символом высочайшего престижа, эдаким современным дворянским гербом.
И конечно, я со своим всегда удачным юмором говорю ей:
— Чего это у тебя какие-то кеды неважнецкие, небось приделали полоски какие-нибудь жулики и тебе толкнули, а ты и рада.
Зойка чуть не в слезы, срывает свои адидасы, сует мне в нос, показывает всякие фирменные знаки, заграничные надписи, вопит:
— Пещерный человек, иети, ничего не видишь, кроме своих сапог гуталинных! Это же подлинные из подлинных, мне в обществе выдали. Я мастера по легкой атлетике получила! Лишь бы огорчить…