Насытившись, напившись чая, Сеид Алимхан разнежился и не собирался засиживаться с гостями, тем более говорить о серьезном сегодня. Он благодушествовал после приятной, восхитительной шурпы. Он понимал, что и его гости расчувствовались в располагающей к кейфу обстановке уютной михманханы, на адрасных подстилках, расстеленных на драгоценных коврах, в свете индийской позолоченной люстры. Золотом отливали резные узоры по алебастру — букеты цветов и павлины, выписанные с поразительным талантом безвестными мастерами — наккошами.
Но эмиру не хотелось, чтобы гости ушли умиротворенными. Вдруг, схватившись руками за сердце, он застонал:
— Прекрасный бутон, моя дочь!.. Тяжелые кандалы… Несчастная, прекрасная… жизнь в грязи… ржавчина растравляет нежную кожу… Проклятие… месть, неуклонная месть!..
Горе было явно наигранным, и гости заметили это. Шоу смотрел настороженно и внимательно, Сахиб Джелял с интересом, Бадма безразлично.
— Моя дочь… — изнемогал, стараясь разбередить себя, Сеид Алимхан, — царской дочери пристало кейфовать на коврах, на бархате… орошать себя благовониями, кушать на фаянсе плов из молодого барашка. На самом деле царевну Бухары… притесняют враги веры мусульманской… Господин Сахиб, друг… у вас много новостей… Что слышно в мире о… царевне?..
Ироническая усмешка кривила губы Сахиба Джеляля:
— В мире Востока ничего не говорят о принцессе… вашей дочери.
— Так я скажу, достопочтеннейшие, вам… э… — заговорил мулла Ибадулла, протискиваясь всей тушей в дверь михманханы. — И вы поразитесь и возмутитесь всей злокозненностью красных. Им мало, что они отняли у моего властелина Бухару… э… Мало им, что они изгнали законного правителя из его государства. Теперь безбожники протянули руку мести… э… к нашему… э… царскому семейству… и подвергли мукам и пыткам царскую дочь, замуровали заживо в яме и давали ей чашку грязной воды и… э… заплесневелую ячменную лепешку… Увы мне!
— И зачем такое понадобилось большевикам? — удивился доктор Бадма.
— Месть! Голытьба мстит людям богатства и власти…
— И в какой же тюрьме и какого города держали в цепях вашу несчастную дочь? — усомнился Сахиб.
— В тюрьме Самарканда.
— Недавно мы были в Самарканде по делам торговли. Посещали базары, но разговоров о дочери эмира там не слыхали. Люди говорят там о тракторах, о хлопке, о земле, о новых школах.
— Ужасная тайна… Истязатели… Злосчастное существование! — причитал эмир.
— Но зачем? Чего они хотят? — допытывался доктор.
— Неверие, ненависть… Враги ислама ненавидят…
Гости молчали. А им надлежало сочувствовать горю отца.
Привалившись к плечу Сеида Алимхана, мулла Ибадулла что-то пожужжал ему на ухо. Эмир устало кивнул головой. Мулла Ибадулла протиснулся в дверь и исчез. Спустя минуту перед эмиром и его гостями предстал подобострастно отвешивающий поклоны Молиар. Он раскланялся. Губы и щеки его сияли, глаза приятно щурились.
— Что с моей дочерью? Принцессой? — спросил Сеид Алимхан, и всем стало ясно, что он или отлично все знает, или ему все безразлично.
— Слава аллаху, мы ездим туда и сюда, — сказал Молиар. — Боже правый, мы все слышим и видим. Чуян-тепа, есть такое селение кузнецов и углежогов по дороге из Самарканда в Пенджикент. Ишан Зухур засадил девушку в козий хлев на цепь. В Чуян-тепа прокурор поехал, милиция поехала… Ветер овец утащил, козла в небо унес… Не нашли ни хлева, ни прокаженной.
В горле Сеида Алимхана заклокотало:
— Велик пророк… Ишан Зухур… мой учитель… великий достойный ишан… Но как он посмел плохо обращаться с нашей дочерью. Что же… дальше?
— Мы путешествовали по Вахану и Бадахшану по торговым нашим делам, — сказал Молиар, усаживаясь на ковер весьма независимо, подобрав полы халата. — Одним ушком мы слышали. Разное слышали.
— Что, что? — нервничал эмир.
— Э… эй вы!.. Говорить его величеству надо все. Э… болтаете много, толку мало, — заорал в ухо Молиару мулла Ибадулла Муфти. — Э, ну говорите же!
— Отвяжись, мулла, твой язык покрыт плесенью. Молчал бы! — огрызнулся Молиар. — Расскажу, что надо. Увез, значит, девушку курбаши Кумырбек. Но умный идет вперед, а оглядывается назад. Кумырбека его же аскеры жалкой смертью убили, камнями придавили. Хозяину быка, так сказать, и потрохов не досталось. Оказывается, одноглазый лис Курширмат девушку перехватил и отвез в Ханабад. В ставку эмигрантов-басмачей к их начальнику Ибрагимбеку, но самого Ибрагимбека не оказалось на месте. Тогда Курширмат поехал с девушкой в Пешавер. Ну, а там инглизы. Разве они пропустят такой бриллиант?..