Надо думать, надо быстро думать и решать. Счастье, что еще есть время.
Да, в горах не ценят времени. Как медлительны все здесь. Как тягучи, медлительны речи участников джирги. Все они говорят неторопливо, размеренно, соблюдая старшинство. Без всякого смысла, бесцельно перескакивают они — нет, переползают — с предмета на предмет. Тут и новости о состоянии перевалов. И о разрушившихся мостах. И что весна выдалась холодная, слишком холодная. И что несколько носильщиков, слишком тесно привалившись к костру, причинили себе ужасные ожоги. И о смертельной обиде, причиненной Гуламом Шо какой-то уважаемой семье. И о разбойниках-киргизах, прикочевавших с Памира. И что вот кули несли груз для инглизов по четыре пуда, и порвали себе кишки, и теперь не могут поднять и четырех фунтов.
— И для ваших злых духов — гурков — мы, мастуджцы, хуже скотов. Бьют нас сильнее, чем буйволов по рогам.
Это вдруг тонко завизжал дряхлый, худущий старичишка, прятавшийся до сих пор за спинами мрачно насупившихся горцев. И еще старичишка закричал:
— Что же получается: кто пляшет от сытости желудка, а кто от голода.
Гурки забеспокоились. У них был вид базарных воришек, пойманных на месте кражи. Выражение краснощеких лиц их ежесекундно менялось. Они таращили угрожающе глаза, воинственно подкручивали смоляные жгуты усов, выкрикивали вполголоса угрозы:
— Боги и демоны!
— Свет и тьма!
— Все смешалось!
Неприятно пораженный Пир Карам-шах скрипнул зубами.
— Осторожность! Спокойствие.
Когда имеешь дело с мастуджцами, надо знать их характер. Надо помнить, что горцы могут как будто согласиться со всем, что вами утверждается или предлагается. Но вдруг выступает на поверхность «пена упрямства». И вполне ясный, уже вроде решенный вопрос запутывается. Нелепые каверзы выставляются на первый план с ехидством, свойственным лишь хитроумным политикам, искусным интриганам.
Вот и сегодня. Казалось бы, вопрос решался к общему удовлетворению. Уже все определилось: сколько какое селение выставит носильщиков, сколько они получат деньгами и продуктами, сколько дадут ослов, лошадей, кутасов. Какие вьюки и когда можно начинать переправлять через перевалы. Когда, наконец, сдвинутся с места горно-полевые батареи, застрявшие на затопленных водами тающих снегов переправах. И даже о затонувшем орудийном стволе договорились: вытащат и как можно быстрее. Мысленным взором Пир Карам-шах видел вереницы караванов, переваливающих хребет и спускающихся в долину Ханабада. Ярко, заманчиво, отчетливо представилась картина: он, Пир Карам-шах, торжественно вручает на воинском параде всадникам Ибрагимбека новенькое оружие, а Ибрагимбек с восторгом наблюдает стрельбу артиллерии по соединениям Красной Армии. Да, стоило потрудиться и претерпеть немыслимые лишения, чтобы наступила минута торжества!
— Старейшину Али Юсуфа зарыли живым в землю! — истерически прозвучал голос. — И твои гурки, господин, засунув человека в яму, сыпали туда двое суток землю, утаптывали ее ногами, поливали водой. Мало того, что убили, а еще причинили ужасные муки!
Сердце сжало холодной лапой. Это уже разговор посерьезнее, чем пляска на голодный желудок! Кто там посмел заговорить о казни старейшины Али Юсуфа?! Пир Карам-шах не против жестокостей, но не в такой тревожной обстановке.
Говоривший скуластый, с явной примесью монгольской крови старейшина блудливо отвел раскосые глаза в сторону. Немало, видимо, смелости ему понадобилось, чтобы бросить в лицо «господину власти» такие «кислые слова».
И, по всей видимости, он не выдумал их, заговорив про Али Юсуфа и его ужасную смерть. Убрать Юсуфа Али следовало. Если бы его не казнили по приказу Пир Карам-шаха, он перемутил бы весь Бадахшан. Он ненавидел инглизов и всё английское и не раз поднимал мятежи против Пешавера. И не иначе Юсуф Али действовал по указке большевиков. Или… исмаилитов. Большевики или исмаилиты? Пир Карам-шах никак не мог решить. Но одно он сделал. Юсуфа Али убрал. Расставил ему силки и… Смерть его — хороший урок смутьянам. Никто и заикнуться не посмел… до сих пор. И если заговорили о Юсуфе Али, посмели заговорить — есть причина. И очень серьезная. И на ум опять пришли разговоры о Белой Змее. Вдруг всплыло в памяти лицо Моники. Ну уж, девчонка совсем не похожа на змею. Это мисс Гвендолен-экономка — действительно Белая Змея, гладкая, блестящая, холодная. Мисс Гвендолен-экономка взрастила, выпустила в свет Монику, и теперь… девчонка встала ему поперек пути.