На Петровском у нас было несколько выставок. Моя любимая – «Первый поцелуй». Выставка состояла из двух частей. Первая называлась «Любопытство» – гости заходили в зал с белыми стенами и полом, декорированный различными белыми и стеклянными предметами, затем вызывались в коридор, декорации менялись, и начиналась вторая часть, «Приобретение опыта», где выставлялись фрагменты пола, по которому все только что ходили, на котором, оказывается, были отпечатки женских губ. Теперь все могли наблюдать свои грязные следы на этих поцелуях.
Петровский стал местом обмена большого количества полезнейшей на тот период информации, веселья и возможности самовыразиться, поучаствовав в программе.
Тогда уже мощной волной пошла винтажная тема и появилось немалое количество весело и стильно одетых людей, которые считали своим долгом поприсутствовать на всех подобных мероприятиях. Многие из этих людей в скором будущем пополнили ряды московских дизайнеров, фотографов и модельеров. Городская мода начала меняться, на смену воинственной вульгарности пришел стиль ретро и сдержанность. В пику какофонии цвета и «варенкам» с Рижского рынка появилась мода на черную одежду простого кроя, которую поддерживали многие неформалы, тусующиеся по сквотам. Опять же, место стало полезным в плане связи между Москвой и Питером, в котором подобных масштабных площадок не было. Там все было более компактно и, можно сказать, интеллигентно. На Петровском же бульваре сложилась неплохая база, которая стимулировала многие творческие процессы в городе.
Начались какие-то околомодельные движения. Красота во всех ее проявлениях, вслед за экспансией красного цвета двубортных пиджаков, в которых разгуливали «быки», стала закономерно востребованной. Ежегодно проводился рижский фестиваль авангардной моды, на котором впервые прогремели Бартенев, Шаров, Цигаль и мы, конечно.
Но главным неформальным московским бутиком оставалась «Тишка». Каждым субботним утром, несмотря на бурно проведенную пятницу, народ тянулся к этому священному месту. Это не был шоппинг в привычном понимании, а скорее охота. Азартная и жестокая. После все собирались в ближайшем кафе, хвастали своими трофеями, расслаблялись и готовили концепции для вечернего досуга.
Сложилась даже какая то схема. Некоторые наряжались на Тишке. Миксовали сами, какая-то театральность всегда присутствовала в образах. Когда мы шли по улице, люди, естественно, оборачивались. Особенно, если с Петлюрой толпа; народ считал, что на улице что-то происходит, люди останавливались и досматривали действие дефиле до конца. Носили все какие-то шляпки, перчаточки, немыслимые сумки, обувь безумную. Наступило ощущение, что в это можно играть, в вещи, образы, и в этой новой среде даже можно жить. Сквот Петровский, «Аз-Арт», Тишка, «Эрмитаж» – образовывали такой тусовочный маршрут и островок, в который попадал и клуб «Маяк», открытый Друбич. Отдельно стоящими точками были «Манхеттен экспресс» в гостинице Россия и сквот «Третий путь» на Новокузнецкой. При этом в «Третьем пути» находилась своего рода экспериментальная площадка. В «Манхеттене» ты должен был пройти кастинг манекенщиц, отработать в ними свой показ. А в «пути» ты просто приходил, набирал друзей из зрителей, наряжал их, красил, говорил приблизительную задачу, а от них шла дополнительная подача. Мы всегда репетировали, потому что присутствовала режиссура и концепт, и люди должны были представлять, что от них хотят. Те коллекции, которые были сделаны, условно говоря, как истории «Ла-Ре», (например, костюмы из чашечек от купальников) покрашены, потом коллекция ДСП, она была сделана из опилок…
М.Б. А что послужило мотивом для опилочной коллекции?
Л.Л. У меня был дома ремонт и остались дико красивые опилки. Я решила, что с ними что-то надо сделать. У меня был манекен, и вот на нем я лепила формы из ДСП, смешанного с опилками. Потом красила в разные цвета, делая формы из полиэтилена, специальные труды, чтобы туда забивать. Это было сложнейшее и забавное производство, плоды которого постоянно выставлялись в рамках очерченного пространства.
Самое смешное, что когда приезжал Ямомото, его Петлюра затащил его на Петровский и он был в шоке от такого плодовитого творчески пласта. Был в страшном восторге от коллекции и показов. Насколько я понимаю, на посещения остальных домов моделей у него после этого времени не осталось. При этом больший интерес был у журналов к подобным образам. Очень много иностранцев приезжало на Петровский, снимали коллекции и для «Мери Клер» и для «Бенетон колорс», и признавались в том, что это очень необычно, то, что все это вообще существует, не говоря уже – где и в каких условиях.