Еле сдерживая волнение, женщина сказала:
— Да почтит вас Аллах, да поможет Он вам и да возвысит вас. Вы, господин, настоящая святыня и убежище. Я предоставлю вам это дело и подожду, возможно, Господь разрешит проблему между мной и этим развратником…
Господин Ридван успокаивал её, насколько мог, и всякий раз, как он вставлял доброе слово, женщина отвечала ему тем, что поливала руганью и оскорблениями своего мужа и принималась перечислять его порочные поступки. Терпение господина почти иссякло! Затем он почтительно попрощался с ней, глубоко вздохнув, и вновь вернулся к своим делам в задумчивости. Несомненно, ему хотелось бы вообще не соваться во всё это, однако уже было поздно, он дал слово, и назад пути не было. Он позвал слугу и велел привести к нему учителя Киршу, и мальчишка поспешно вышел. Он молчаливо ждал, вспомнив, что в свою комнату он впервые приглашал нечестивца — до этого сюда были вхожи лишь богословы и суфии. Он глубоко вздохнул и сказал про себя: «Тот, кто наставляет беспутного грешника на путь праведный, лучше того, кто сидит рядом с верующими». Только вот осуществит ли он на самом деле наставление на путь истинный?… Он покачал своей большой головой и процитировал аят из Корана: «Поистине, не ты наставляешь на путь истинный тех, кого желаешь, а Аллах наставляет тех, кого пожелает». Он продолжал дивиться, насколько же силён шайтан, вводящий человека в грех и отталкивающий от правильной, дарованной ему от рождения Аллахом природы.
Нить его раздумий оборвалась, когда к нему вошёл мальчик-слуга, объявивший о прибытии учителя Кирши, и господин Ридван пригласил того к себе, а сам встал для приветствия. Учитель Кирша — длинный и худой — кинул из-под косматых бровей на хозяина дома почтительный взгляд и склонился в поклоне, приветственно пожимая ему руку. Господин Ридван поздоровался с ним и пригласил присесть, и Кирша уселся на то же место, где незадолго до того сидела его жена. Ему подали чашку чая. Он был спокоен и уверен, не испытывая ни на миг страха и не зная, ради чего господин Ридван позвал его к себе. По правде говоря, человек, дошедший до подобного замешательства и рассеянности, вполне мог утратить любой страх, предосторожность и проницательность. В его наполовину прикрытых глазах господин Ридван прочёл полную уверенность в себе, и с тихой улыбкой сказал ему:
— Вы почтили своим визитом наш дом, учитель.
Кирша в знак уважения дотронулся рукой до своей чалмы и ответил:
— Да возвысит Аллах ваше величие, господин.
Господин Ридван сказал:
— Уж простите меня за то, что позвал вас, оторвав от работы. Я счёл, что лучше будет поговорить с вами об одном важном деле наедине, как беседуют братья, а более подходящего места для этого, чем дом, не нашёл.
Учитель Кирша склонил голову в знак согласия и с преувеличенной почтительностью ответил:
— Я весь к вашим услугам, господин…
Господин Аль-Хусейни боялся того, что если он пустится в обмен любезностями, то попросту потеряет время, и надолго оторвёт Киршу от работы, и потому перешёл к основной теме разговора без всяких колебаний. Он не испытывал нехватки смелости, и его не нужно было подталкивать к откровенности. Он заговорил серьёзным тоном:
— Я хочу с вами поговорить так, как делают или должны делать братья, если между ними взаимная симпатия и искренность. Искренний брат — тот, кто ухватит за руку своего брата, когда видит, как тот падает, или поставит на ноги, когда тот споткнулся, или даст искренний совет, когда тот нуждается в нём…
Энтузиазм Кирши ослаб, и в этот момент он осознал, что попал в ловушку, и в его затуманенных глазах блеснул смущённый взгляд. В замешательстве, сам не зная, что говорит, он пролепетал:
— Вы всё верно сказали, господин…
От господина Аль-Хусейни не укрылись смущение и подозрение гостя, и серьёзным тоном, смягчённым, однако, ясным дружелюбным взглядом, он сказал:
— Брат мой, я буду говорить с вами напрямую о том, что у меня на душе, и потому простите меня за мою откровенность, ибо тот, кем движет стремление исправить, цель которого — это искренность и дружба, вправе быть вполне откровенным. Правда в том, брат мой, что в некоторых ваших поступках я разглядел то, что огорчило меня, то, что я не считаю подобающим тебе…
Учитель Кирша обеспокоенно нахмурился и сквозь зубы процедил: «А тебе-то что за дело до того?» Затем, изобразив на лице изумление, сказал:
— Моё поведение огорчило вас?! Упаси Боже…
Однако Аль-Хусейни проигнорировал его притворное изумление и продолжил:
— Поистине, двери в сердца молодёжи открыты для шайтана, и он проскальзывает в них как окольными путями, так и в открытую, и сеет зло. И вместе с тем мы должны быть бдительны и не позволить ему проникнуть в сердца молодых людей, мы должны закрыть эти двери перед шайтаном. А что же говорить о стариках, которым сам возраст даровал ключи от добродетели? Что с ними будет, если мы увидим, как они добровольно открывают эти двери и сами призывают шайтана?!… Это-то и огорчило меня, учитель…