И в этот момент вдруг вошёл один из его слуг с подносом со знаменитым фариком. Умм Хамида заметила это, и на губах её появилась полуулыбка, которая не скрылась от господина Алвана. Он воспользовался шансом и начал разговор, сделав вид, что забыл про свою чопорность и солидность. Тоном, в котором проскальзывало негодование, он сказал:
— Как же меня смущает этот вот поднос!
Умм Хамида испугалась, что он, возможно, заметил её улыбку, и поспешила заметить:
— Да не допустит Аллах! Почему же?
Тем же тоном господин Алван продолжил:
— Столько беспокойства мне от него…
Женщина спросила, не понимая, к чему он клонит:
— Почему, господин бек?
Приободрённый тем, что он беседует с профессиональной свахой, господин Салим Алван тихо произнёс:
— Моя супруга это не одобряет…
Умм Хамида поразилась, вспомнив, как однажды у всего переулка Мидак потекли слюнки из-за кусочка с этого подноса, и вот на те-подите вы — эта пуританка не одобряет такую еду! Женщина сказала про себя: «Те, кто наделены красивым голосом, лишены ушей и не могут сами себя услышать». Затем не растерявшись, с улыбкой пробормотала:
— До чего же странно!!
Господин Алван в знак сожаления лишь качнул головой. Его супруга с самого начала невзлюбила этот злосчастный поднос, даже когда ещё была в самом расцвете молодости. Она была женщиной традиционных, здравых взглядов и питала отвращение ко всякого рода отклонениям от нормы. Однако она терпела притеснения из уважения к своему прожорливому мужу, а также из страха расстроить его безмятежность. Вместе с тем она не колеблясь, постоянно упорно советовала ему отказаться от того, что может быть опасным для его здоровья. Когда же её возраст стал давать знать о себе, терпению её тоже стал приходить конец, а чувствительность к этому делу лишь возросла вдвойне. Теперь она в открытую начала роптать, так что даже оставляла мужа и уезжала к детям. Внешне это выглядело как визит к ним, а на самом деле было бегством. Господину Алвану это надоело и он обвинял её во фригидности и сексуальном истощении. Безмятежность их была нарушена, а сама жизнь вдвоём стала невыносимой, при том, что он не отказался от своей привычки и не смилостивился над её очевидной слабостью. Её строптивость — так он сам называл это — послужила поводом для его оправдания, чтобы начать новую семейную жизнь!
Господин Алван грустно покачал головой и внезапно сказал, зная, что от такой женщины, как Умм Хамида, не скроется его тайный посыл:
— Я предупреждал её о том, что женюсь ещё раз, и с позволения Аллаха, так и сделаю…
Интерес свахи возрос, а в глубине души её зашевелился профессиональный инстинкт. Она поглядела на своего собеседника взглядом торговца, который осматривает редкостного клиента, и с некоторым скепсисом произнесла:
— Даже так, господин Алван?!
Тот с неподдельным вниманием к гостье ответил:
— Я уже давно вас поджидал и готов был послать кого-нибудь из слуг за вами. Ну так что вы скажите?
Женщина вздохнула; её охватил неописуемый восторг. Она-то пришла сюда, чтобы купить хну, а обнаружила целый клад! С улыбкой посмотрев на него, сказала:
— О господин мой, вы — как знатный клиент, таких мужчин, как вы — единицы. Повезёт той, кто станет вашей избранницей, я же — в вашем полном распоряжении. У меня есть и девицы, и вдовы, и разведённые, молодые и среднего возраста, богатые и бедные. Выбирайте кого пожелаете.
Салим Алван покрутил свои густые усы; его охватило некоторое смущение; затем он наклонился к ней и тихо сказал, улыбнувшись:
— Нет нужды утруждать себя поисками. Та, которую я хочу, живёт в вашем собственном доме!
Глаза женщины расширились от изумления, и она невольно пробормотала:
— В моём собственном доме?!
Изумление её понравилось ему, и он продолжал: