Выбрать главу

Афонька открыл рот, не понимая, чего требует Илька, а поняв, спрятал котелок за спину.

- Варить не в чем.

Ребята услужливо упрашивали Афоньку отдать котелок, чтобы поскорее отделаться от Ильки. Венька даже за дужку котелка взялся. Но Афоньке жалко котелок.

- Самим нужон.

Не нравится Ильке толстая морда Афоньки. Не нравится не только потому, что она толстая, но еще и потому, что Илька не раз убирал навоз у объездчика - за картошку, не раз коня чистил и на водопой водил, а когда болела зимой Афонькина мать, даже воду таскал в здоровущих ведрах, которые аж до земли пригибают. Мачеха заставляла - за кусок. И вот еще надо унижаться, котелок просить.

- Ну и не надо! Уходи тогда с моего острова! Убирайся! Катись!

- Он советский, а не твой, - пробубнил Афонька, - я вот тятьке скажу, он шугнет отсюда...

- Са-вец-ка-ай! - передразнил Илька Афоньку и сгреб его за грудки. - Я те покажу савецкай! Мой! Понял? - И оттолкнул Афоньку. Тот грохнулся через колодину, просыпал ягоды и завыл:

- Погоди, погоди, убивец кровожадный, лестун проклятый!

Илька вовсе не хотел связываться с Афонькой, тем более ронять его, но тут страшно освирепел, растоптал ягоды, выкрикивая:

- На! На! Жалуйся иди, харя! Я тебе за это полвзвода зубов вышибу! Иди к папе и к маме! Плевать я на них хотел. Я и отцу твоему засажу из ружья... И все!

Ребятишки поспешно бежали с острова, а Илька все бесновался:

- Мне теперь все равно, порешу!..

Ружья у Ильки не было, и порешить он никого не смог бы. После того как ребятишки исчезли, до него дошло, что он, пожалуй, зря погорячился. Явится объездчик, арестует, и здорово живешь - сошлют на каторгу или там еще куда.

А малявок этих он напугал, нагнал на них страху. Ничего, пусть знают наших, это еще ладно, удрали, а то бы он им всем наклал. Жалко котелок получите! Да и котелок-то барахло. За него три копейки в базарный день не дадут. Но не было у Ильки даже трехкопеечного котелка, и решил он снова жарить рыбу на рожне. Волынка сплошная: разваливаются хариусы, с одного бока обгорают, а спинки сырые и горькие от дыма. На спине же самое мясо, самый вкус.

Крутился Илька вокруг огня, лицо в сторону воротил и жмурился. Внезапно зашелестели шаги по хрустящей отаве.

Обмер Илька. Уж не Афонькин ли отец?

Оглянулся. Среди покоса стоит Венька и протягивает сплюснутый котелок, который Илька сразу узнал. Отец этот котелок давно еще с собой привез и почему-то называл манеркой. По-городскому, должно быть.

- Илька, возьми! - кричит Венька. Он ставит котелок среди покоса и намеревается уйти.

- Постой! - машет ему рукой Илька и, бросив недожаренного хариуса, бежит вприпрыжку к Веньке. - Тебя я разве трогал когда?

- Трогал. Три раза.

- Ну, тогда, значит, заслужил, а теперь не трону. Где котелок взял?

- Мачеха твоя дала.

- Ма-аче-ха-а!

- Да.

- Врешь?

- Чего мне врать-то? Я прибежал и стал рассказывать, как ты Афоньке навтыкал, тетка Настя у нас была. а потом ушла, а потом принесла котелок и ничего не сказала. Мамка меня и послала...

Илька покрутил котелок в руках, зачем-то заглянул в него, понюхал и спросил:

- Как Митька там?

- Митька на улице ползает, тебя зовет. С ним Пашка водится, когда тетка Настя попросит.

- Ага. - Что это "ага" означало, ни сам Илька, ни Венька не поняли.

- Ну ладно, - протяжно вздохнул Илька. - Пусть живут, пусть без меня попробуют...

- А ты долго тут будешь?

- Захочу, так всю жизнь.

- И зимой? - вытаращил глаза Венька.

- И зимой. А что? - Илька задумался и уже неуверенно продолжал: Зимой, конечно, холодно. Нет, зимой не буду. Уйду. К бабушке с дедушкой уйду. Через горы махну.

- Один?

- Конечно.

- Далеко-о, заблудишься.

- Вот то-то и оно, что заблудиться можно, а то бы уж давно ушел.

Венька с уважением и робостью смотрел на Ильку. Потом помялся и спросил:

- Тебе курева-то надо? Я в огороде наломаю.

- Не-е, зачем? Я это так, для форсу, - признался Илька и предложил: Хочешь, уху будем варить?

- Давай.

- Идет!

И они начали хлопотать у костра, затем вместе хлебали пахучую уху берестяными ложками. Ложки эти Илька смастерил сам. Веньке понравилась Илькина жизнь, и он сказал:

- Хорошо как!

- Да, фартовая житуха! - беспечно молвил Илька и, скосив глаза на Веньку, неожиданно добавил: - А дома все-таки лучше.

Когда Венька уходил домой, Илька сам навязался его проводить.

- Ты приходи, не бойся, ну? Книжку принеси с картинками. - Хотел он это сказать погрубее, а вышло совсем уныло.

Венька обещал приходить.

Но увидеться им больше не довелось.

Мачеха

Илька лежал и думал о мачехе. Ему уже было ясно, что два каравая хлеба, положенные на виду, узелок с солью, мешочек с сахаром - все это было приготовлено.

Мачеха могла закрыть окно и замкнуть комнату, хотя в лесном поселке Шипичихе избы никогда не замыкались. Но замок-то у Насти имеется с ключом на тряпочке. А вот ведь она не замкнула и котелок дала. Ох и непонятные же эти взрослые люди!

Илька раздумался и стал перебирать в памяти прошлую, самую трудную в его жизни зиму. Да разве только для него она была трудной. Мачехе-то еще тяжелей приходилось. И непонятное дело, никогда они так дружно не жили, как в ту зиму.

Отец еще в декабре уехал в город, и там его положили в больницу. Три месяца жили пасынок с мачехой и с Митькой. У них не было денег, дров. Мешок картошки, курица и петух да колода соленой лосины. Вот и все их запасы. Митьке шел четвертый месяц. Он тыкался в пустую грудь Насти и стискивал ее деснами так, что она вскрикивала. Ночами напролет орал Митька, требовал молока. Мачеха пила воду, стараясь накопить молока в грудях, а Илька к объездчику, бывшему кулаку, вовремя смотавшемуся в лес, ходил убирать во дворе. За услугу давали картошки на варево или кружок мороженого молока.

Илька растоплял молоко в чашке на печке. Кружок подплавлялся снизу, становился тоньше и рыхлей. Илька тыкал во вспученную верхушку пальцем, помогал быстрее растопиться молоку и слизывал с пальцев сладковатую жирную сметану.

Мачеха делала вид, будто ничего не замечает. Она разводила молоко кипятком и пила, пила, чтобы мог малый насосаться досыта. Илька давился сухой картошкой. Мачеха отделяла молока и молча пододвигала ему кружку. Илька с трудом отвертывался от посудины с молоком и тоном степенного, все понимающего человека ронял: