Но ведь кто-то был очень заинтересован в его отравлении. Конечно, первой кандидатурой, кому был выгоден его уход из жизни, является Литовченко.
Сашка метит в премьеры, — размышлял Андрей Николаевич, — Но, я то его амбиции знаю, и прекрасно понимаю: должность второго лица в государстве соратника по борьбе на долгий срок его никак не устроит. Наверняка, сразу после выборов, попытается сделать всё, для того, чтобы либо взять над о мной и моими людьми контроль, стать «серым кардиналом». Либо скинуть меня с президентского кресла раньше срока, отмерянного Конституцией. Например, импичмент. Сейчас свою кандидатуру на пост президента он выдвинуть не мог: силёнок недостаточно. Сашка не дурак, прекрасно понимает: «батьку» легче сбросить «гуртом», без потерь в личном составе, чем бороться в одиночку. А вот как выборы то пройдут, вот тогда и начнётся грызня. Но это будет потом. Но сейчас Сашке невыгодно было меня травить. Если бы я умер, он бы кандидатом не стал. Во-первых, у него в массах ещё нет той поддержки, что у меня. А во-вторых, газовые дела. Выдвини он себя кандидатом, те сразу всплывут. Вернут дело на доследование, и прощай надежды на светлое будущее. Так что, вряд ли он стоял за покушением.
И опять Андрей Николаевич возвращался к мысли о Тарасюке. Непонятным казалось в последнее время, поведение Степана Григорьевича. Тот стал каким-то нервным, дёрганным. К тому же, информация о транзитном сервере. Конечно, она пришла во время. С её помощью смогли прижать Крылова, заставить СБУ начать расследование, на что никто не рассчитывал. Но, откуда сведения подобного рода появились у Тарасюка? Тогда, на его прямой вопрос Степан ответил уклончиво. Мол, позвонили знакомые, рассказали. Поискал на сайте, подтвердилось. Что за знакомые? Почему они вышли на тот сайт? Непонятно. И ещё. Почему Тарасюк не захотел сам, лично передать информацию прессе, а поручил трусу Петренко? И третий непонятный момент: Тимощук, если не врёт, понятия о сервере не имеет. А врать ему смысла нет. Следствие, конечно, идёт. А если ничего не нароют? Как будет выглядеть он, благодаря Тарасюку? Нет, мутит что-то Степан, наводит тень на плетень.
И ещё одно чувство, перед поездкой в Вену, не покидало кандидата в президенты. И оно доминировало над всеми остальными. Если его «траванули» один раз, то могут и повторить, добавив дозу. После выборов. А что? Умер от осложнений. И, если это сделал его ближайший сподвижник, то у него может быть только одна цель: занять место Козаченко. И этот человек очень весом в его команде. Не случайно, ни один из врачей так и не дал никакого вразумительного заключения, чем он отравлен. Специально молчат. Если, конечно, у них, в Австрии врачи не переняли практику врачевания у Советского Союза: не подмажешь, не поедешь. Так, вроде бы, и подмазали, при том, прилично, по их то меркам. Всё равно молчат.
Вена встретила Андрея Николаевича дождём. Мелким, противным. Когда вылетал, в Киеве слепило солнце. Может быть, именно потому Шлоссеру, ожидавшему его в больнице, показалось, будто у собеседника далеко не оптимистическое настроение.
— Андрей Николаевич, примите поздравление в победе.
— Одна сотая процента — не победа. — отмахнулся Козаченко.
— Не скажите. Во втором туре именно одна сотая может решить вашу судьбу.
— До второго тура дожить нужно. Насколько я понимаю, вы пришли не для поздравлений.
— А вы прилетели не только лечиться. — Шлоссер прищурился, — господин Козаченко, наша беседа должна носить только конструктивный характер. Иначе, мы не сможем получить тот результат, на который рассчитываем.
— А почему вы уверены в победе?
— Потому, что в ней уверены вы. И не только морально.
Андрей Николаевич предложил апельсиновый сок собеседнику, однако, тот отказался. Козаченко налил себе, отпил, поставил стакан на небольшой столик, работы неизвестного мастера восемнадцатого столетия.
— Если честно, я не вполне уверен в том, что мы победим. — произнёс украинский политик, зондируя почву перед отчётом. — Во втором туре у нас разрыв, судя по всему, будет минимальный. Яценко задействует весь админресурс. В том числе и силовые структуры. Сможем ли мы их переломить, переубедить, заставить перейти на нашу сторону, вопрос.
Шлоссер посмотрел на часы. Торопится, что ли? — подумал равнодушно Козаченко. — Ну, и пусть. В конце-концов, после всех капиталовложений выборы стали не только его личным делом.
— Мы, Андрей Николаевич, до сих пор доводили до конца всё, что намечали. Думаю, и с Украиной проблем быть не должно. Вы ведь у себя рассматривали вариант силового решения, как советовал наш друг из Тбилиси?
Козаченко насторожился. А ведь Шлоссеру донесли о нашем разговоре с Гией, догадался Андрей Николаевич. Кто же та крыса в моём окружении?
Неожиданно вспомнился вчерашний поздний вечер, когда они, всем штабом сидели возле экрана огромного телевизора с плазменным экраном, настроив его на канал «Свобода» и с нетерпением ждали объявления результатов первого тура, а после все ликовали, с хлопками открывали бутылки шампанского, и пели песни. Лишь только он один узнав, о победе над Яценко, закрылся в своём кабинете, и с тоской, включив маленький телеприёмник, сидел в кресле, тупо уставившись в линзу, постоянно переключая каналы. Первым нарушил его уединение Олег Круглый. Он вошёл с бокалом, весёлый, без галстука. Хотел, было, бросить шутку, но улыбка тут же померкла.
— Зачем пришёл? — поинтересовался в тот момент Козаченко.
Круглый пожал плечами:
— Отметить победу.
— Какую победу?
— Нашу.
— Нет у нас никакой победы. — выдохнул Андрей Николаевич, и долгая пауза повисла в кабинете. — Они нам, Олег Алексеевич, показали, кто есть кто.
Лидер оппозиции поднялся с кресла, подошёл к окну:
— Мы проиграли. В чистую. Десять дней они морочили нам голову, а мы ничего не смогли сделать. Ты пытался разобраться с транзитным сервером. И что?
Круглый поставил бокал на камин. Разговор, судя по всему, предстоял серьёзный.
— Следственная комиссия назначена. Идут поиски.
— А дальше?
— Не знаю. — Круглый не мог понять, куда клонит Козаченко. — Второй тур без массовки нам не одолеть. Но поможет Грузия. Гия и его ребята передают свой опыт. Довольно толковые вещи рассказывают.
— Грузия — хорошо. Но нужны свои варианты. Собственные.
Козаченко прямо смотрел на помощника. Говори, — требовал его взгляд. Ты должен мне предложить нечто подобное тому, что предлагал Гия, с глазу на глаз. Говори. Это должно исходить не от меня, а от тебя. Давай, Олег, предлагай! А я сделаю вид, что удивлён, встревожен, нахожусь в непонимании. Обязательно буду отрицать. А ты приведёшь аргументы. И они убедят меня. Главное, произнеси это вслух. Ну, давай, не трусь!
Однако, Круглый неожиданно выбрал иной путь. Он позвал всех штабистов, у которых, оказывается, в головах уже бродили кое-какие идеи, и заставил их высказаться. Вещи, предлагаемые единомышленниками, оказались достойными внимания. Но ни одна из них даже близко не стыковалась с тем, что было предложено на «тайной вечере». Ни о каком силовом решении конфликта, по мнению штабистов, не могло быть и речи. Сам же Козаченко зацепить данную тему не решился. А точнее, побоялся. Струсил.
Шлоссер молчание Андрея Николаевича расценил по своему.
— Итак, господин Козаченко, насколько я понимаю, вы не обсуждали предложение грузинских коллег?
Андрей Николаевич оправил рукава халата. Вечно задираются.
— От чего же. Подобный вариант нами рассматривался. Однако, он нам подходит только частично. Захват парламента не для нашего менталитета. Тем более, силовое решение проблем. У нас, в отличии от Грузии, нет восьмидесяти процентов коренного населения. На востоке преимущественно проживает русскоязычное население. Переселенцы. Послевоенное поколение. Про юг вообще молчу. Полностью пророссийские настроения. А господина Хайта, насколько я понял, интересует именно тот регион. Так что силовой вариант не пройдёт. Хотя, некоторые его формы решили использовать.
— Например.
— Планируем провести акцию протеста на главной площади Киева. Создать там же палаточный городок. То есть блокировать движение транспорта. Провести прямо на площади, открытое параллельное голосование, как в первом туре. Сделать максимальный контроль над всеми избирательными участками. Особенно в восточном и южном регионах.