– Ты кто?
– Я Леха… Пухов – и ничуть не смутившись моей показной суровостью, протянул руку. Я подумал, что такая фамилия подошла бы какому-нибудь круглому кренделю. А этот выше меня на голову, а весу в нем, как бы, не меньше моего. Моя бабка, царство ей небесное, называла таких: глиста в скафандре. Почему в скафандре не знаю, бабке видней.
Решив, что игнорировать дружелюбие будущего соратника глупо, я пожал узкую, но очень крепкую ладошку и представился:
– Дан.
– А я знаю! – радостно ощерился Леха, – Данила Полозов… боксер! Верно? Они всех подбирают, чтоб спортсмен был. Лизка, вон, гимнастикой занималась художественной. Я раньше прыгал… стреляю еще.
– Из чего? – машинально спросил я, хотя на самом деле мне было до фонаря.
– Классический лук, – с готовностью сообщил Леха. – Но вообще, могу из всего, что стреляет. Люблю это дело. Ну, пошли, с Лизкой познакомлю. Жрать хочешь? Пока сухпаек, но потом обещают кухню наладить. Идешь?
– Иду, – согласился я, не торчать же тут у ворот.
По мосту мы прошли под арочный вход. Миновали ворота, поднятую решетку и оказались во внутреннем дворе – маленькой полукруглой площади. Я, было, остановился, чтоб осмотреться, но Леха, схватив меня за руку, потащил к крыльцу, ведущему в донжон.
Мы оказались в просторном холле главной башни. В центре журчал струями маленький фонтанчик, а вокруг всюду цвели цветы. В вазах, кадках, горшках на стенах. Прямо оранжерея какая-то.
По широкой, покрытой пестрым ковром лестнице, мы поднялись на второй этаж, где обнаружился другой зал поменьше, из которого вели несколько дверей. На одной из них, я с удивлением обнаружил табличку со своим именем и фамилией, но Леха без колебаний направился к другой, на которой было написано: Елизавета Маевская. Два раза стукнул по двери костяшками пальцев и, не дожидаясь ответа, толкнул. Дверь беззвучно открылась внутрь, и он вошел. Я, было, затормозил, неловко, как-то вламываться без приглашения к незнакомой девушке, но потом подумал: раз дверь открыта, значит, девушка не против визита. Иначе заперлась бы.
Комната была достаточно просторной, и пахло в ней приятно. У стены высокая кровать, под непременным балдахином на четырех подпорках, с занавесями из легкой пестрой ткани. На кровати беспорядочно разбросаны предметы женского туалета. Напротив, большое старинное зеркало в человеческий рост, рядом низенький платяной шкаф, тоже видать старинной работы, щедро украшенный цветами и виноградными кистями. Еще в комнатке имелся туалетный столик, покрытый черным лаком, на котором в небрежную кучу была свалена парфюмерия и косметика хозяйки. Вот и все убранство. Кроме входной, в комнате имелись еще две двери. Одна, видать, в туалетную комнату, а другая, открытая вела на балкон. Там мы и застали Лизу.
Девушка стояла, сгорбившись, облокотившись на мраморное ограждение, и смотрела куда-то вдаль. Была она тонкая, с короткими каштановыми волосами, в джинсах и белой футболке. Одежда висела на ней, подчеркивая болезненную хрупкость.
– Салют, Лизок! – фамильярно окликнул ее Леха.
Лиза не спеша обернулась. Вид она имела неприветливый.
– Я, кажется, просила так ко мне не обращаться?
Ее, пожалуй, можно было назвать красивой. Большие карие глаза, пухлые губы, несмотря на общую худобу, совсем не впалые щеки. Немного портил чуть широковатый, как у мулатки нос, ну и конечно, мрачное выражение на лице. Улыбка бы ей не помешала.
– Да ладно, Лиз, чего ты?.. – Леха малость стушевался.
– Не ладно! Чо надо?
– Да вот, привел нашего третьего. Познакомьтесь, это Данила. Данила, это Елизавета.
Она смерила меня равнодушным взглядом, отвернулась и тогда только сказала:
– Привет.
«Тоже мне, фифа! – подумал я с возмущением, – могла бы и повежливее быть». Что я ей сделал, что она со мной разговаривать не хочет? В голове всплыла детская дразнилка: воображала – хвост поджала…
На этом, наша беседа закончилась, так и не начавшись и покинув негостеприимную Лизу, мы отправились в трапезную.
Трапезной называлось длинное узкое помещение в левом крыле главной башни. На мой взгляд, здесь вполне можно было накормить взвод солдат. Посредине, под полукруглыми каменными арками, стоял массивный стол, метров пять длиной. Вокруг стола, на толстеньких круглых ножках, толпились стулья, с мягкими сиденьями и резными спинками. Напротив входа, за стойкой, в специальном выложенном камнем, углублении располагался очаг, а рядом кухонный стол, с каменной столешницей.