Внезапно она почувствовала, как ее одной рукой обнимают за плечи, а затем… Цуна с легким недоумением посмотрела на смуглую ладонь, опустившуюся ей на грудь. А осознав, что это может значить, уже с несколько большим недоумением перевела взгляд на Занзаса. Тот безмятежно допивал вино прямо из горлышка и смотрел в экран ноутбука с легкой самодовольной улыбочкой на губах.
Цуна моргнула пару раз, а потом, склонив голову на бок, решила уточнить:
— Ты что, не голубой?
Занзас руку не убрал. Он вообще с места не сдвинулся. Но Цуна сквозь ткань кофты и лифа почувствовала, как ладонь резко нагрелась.
— Что, блядь? — с обманчивым спокойствием переспросил Босс Варии.
Если бы не выпитое (а красное вино быстро ударяло ей в голову, при ее-то мизерной массе тела), Цуна бы уже побледнела, забилась под диван и тряслась, как мышь. А в тумане легкого опьянения ситуация даже показалась ей забавной.
— То есть, ты думал, что я тебя к себе зову… типа как «пойдем ко мне, кино посмотрим»? — проговорила Цуна по-японски себе под нос, вспоминая, как странно ухмылялся варийский мечник, когда они уходили и, обвиняющее глядя в бокал, вынесла приговор: — Вот суки. Они все поняли и ничего нам не сказали. — Она одним глотком допила вино и снова подняла взгляд на Занзаса, переходя на свой маленький корявый итальянский. — Их нужно убить. Я возьму на себя Гокудеру.
Занзас плавно убрал руку, слегка отодвинулся и зловеще посмотрел на Цуну. Как на надоедливое насекомое, которое надо бы раздавить.
— Какого хуя, мусор?
Тощая, практически безгрудая японская школьница патетичными жестами указала на его форменные черные штаны, дернула за вплетенные в волосы перья и провела пальцами по бритым вискам — последнее у нее получилось как-то волнующе интимно, аж мурашки по позвоночнику пробежали. А затем она, за неимением собственного, более цензурного словарного запаса, процитировала любимую присказку Реборна.
— Что за ебаная пидарасня?
— Сука, — сквозь зубы выдохнул Занзас и грубо привлек раздражающую вонгольскую мелочь к себе за шею.
Только затем, чтобы заткнуть. Ну и доказать, что она в корне неправа, естественно.
Ровно через пять минут Занзас вылетел из проклятого дома злой, как три тысячи чертей, а Цуна с пришибленно-мечтательной улыбочкой пыталась «оценить ущерб».
И надеялась, что папочка, и тем более Гокудера, не увидят оставленных «в порыве страсти» синяков на ее бедрах и плечах, которые уже начинали проявляться.
Цуна лежала в своей постели, счастливо глядя в потолок и прижимая пальцы к истерзанным жарким, грубым поцелуем губам. Коленки сводило от волнения, сердце билось где-то в горле; девочку немилосердно лихорадило.
Ей не слишком часто перепадало внимание со стороны противоположного пола… внимание такого плана. Что Хранители, что Дино никакого интереса к ней как к девушке не проявляли. Весь романтический опыт Цуны исчерпывался невинным поцелуем в щечку от одноклассника в день рождения, а потом Гокудера позаботился, чтобы бедный мальчик и думать забыл о том, чтобы приближаться к «Десятой».
И тут такой горячий юноша. Цуна счастливо пискнула и натянула на голову одеяло, вспоминая ощущение обжигающих ладоней на своих бедрах. Подумаешь, облапал всю попу под юбкой на первом же свидании (Цуна уже почти считала тихий вечер с вином и пиццей свиданием), зато как целуется!
Что ж, когда (не если, а когда!) этот чудесный итальянец предложит ей встречаться, она определенно согласится.
— Му-усоррр…
— И тебе не хворать, Босс. — Сквало ехидно скалился во всю акулью пасть. — Как твое свидание?
Занзас был готов прибить своего стратегического капитана прямо сейчас, не дожидаясь боя Дождя.
— Ты знал, — «что эта мелкая приняла меня за пидора» у него выговорить язык не поворачивался.
— А ты вылакал половину моего марочного виски.
— Потому что ты убрал мой холодильник с пивом!
Восемь лет назад в кабинете Босса Варии стоял мини-холодильник с лучшим темным пивом, какое только можно было найти на Сицилии. А временно оккупировавший кабинет Сквало около пяти лет назад заменил холодильник морозильной камерой для льда и переоборудовал одну из полок в мини-бар для своей коллекции виски и текилы.
Коллекция Занзасу пришлась по вкусу.
— Так как? Я надеюсь, она не делала при тебе эпиляцию и эти мерзкие зеленые маски на лицо?
Занзас раздраженно подумал, что надо бы подкинуть Червелло идею, чтобы на арене боя Дождя плавала науськанная на патлатый мусор акула-людоедка.
— Нет.
Сквало прищурился, внимательно оглядывая Босса.
— Ты ее трахнул? Когда недоразумение раскрылось.
— Нет.
— Значит, в десны долбились, — высказал догадку мечник.
Занзас припомнил, как девчонка выгибалась у него на коленях под совсем не нежными прикосновениями и довольно стонала ему в рот. И хмыкнул самодовольно:
— Было дело.
— Гокудера-кун…
— Простите меня, Десятая, простите, прост… — Динамитный мальчик тут же начал отбивать лбом пол, но был сразу же остановлен.
Цуна сияла, как будто над ней висел нимб. И улыбалась так, что Бельфегор рядом с ней мог показаться нормальным.
— Гокудера-кун… спасибо.
Гокудера непонимающе моргнул.
— Десятая?
— Твой план удался. — Цуна обмахивалась учебником истории; щеки у нее были трогательно розовыми. — Кажется, этот отмороженный… восхитительный молодой человек уже ко мне неравнодушен.
— Что?!
Но Цуне не дали больше выводить свою «правую руку» из равновесия: ей пребольно прилетело все тем же учебником по голове.
— А-ай, Реборн, мать твою за ногу!
— Марш на тренировку, Никчемная Цуна. Или ты хочешь умереть?
Цуна мечтательно зажмурилась.
— О, Занзас меня не убьет…
Реборн ехидно усмехнулся, опуская поля шляпы.
— Конечно. Потому что если ты сейчас не пойдешь тренироваться, тебя убью я, — сообщил киллер, занося пистолет.
— Как ты жесток!
Погрязнув в иллюзиях и самообмане, приложившихся к первой влюбленности, Цуна, до этого понимавшая примерно шестьдесят процентов слов из того, что говорили при ней по-итальянски, начала интерпретировать все, что говорил Занзас, немного не в том направлении, в котором надо бы.
— Меня бесит этот ее вертлявый мусор. Леви, убей его, — сказал Занзас в конце битвы Грозы.
— Меня бесит, что этот мусор вертится рядом с ней. Леви, убей его, — перевела про себя Цуна, вылетая на арену.
— А что, я люблю убивать мелких, надоедливых кретинов. Ну, и что ты на меня пялишься? — скалился Занзас, проходя мимо Цуны. Вторая половина кольца Неба уже была у него.
Цуна услышала совершенно другое, и у нее покраснели даже уши.
— Что он сказал? — с любопытством посмотрел на нее Ямамото.
— Что так любит меня, что убьет любого, кто будет на меня пялиться! — Цуна чуть ли не попискивала от восторга.
Гокудера со страдальческим стоном прикрыл глаза ладонью. Десятую стоило избавить от иллюзий, но она выглядела такой счастливой, что у него язык не поворачивался сказать ей правду. И бедному Гокудере оставалось только тихо изображать статую под кодовым названием «фейспалм», пока Цуна восхищенно пищала что-то на тему «ах, какой мужчина».
— Мне кажется, эта баба сумасшедшая, — вынес вердикт Занзас, расправляясь с бургером. — Она даже лыбится, когда я угрожаю ее убить.
Сквало, сидевший за рулем машины, прикусил щеку, чтобы не заржать, но все же не сдержал короткого задушенного «хе-хе». И тут же получил обжигающе подозрительный взгляд.
— Ты что-то знаешь.
— Скажем так… педиком она тебя больше определенно не считает.
Занзас задумчиво посмотрел на бургер, словно тот мог поведать ему что-то важное. Рассказать, в чем смысл жизни, например.
— Она все-таки в меня втрескалась. Я точно неотразим.
Сквало красноречиво промолчал.